Карунга молился на неизвестном мне языке, а я, лежа навзничь и не имея сил подняться, заметил; что тьма начинает понемногу рассеиваться. Снова повеяло мертвечиной, и я пополз, одержимый животным, первобытным ужасом, обдирая в кровь руки о торчащие тут и там ветки и острые листья, что-то мыча…
Так я полз, наверное, минут пять. Рядом был верный Карунга. И только когда стало совсем светло, я нашел в себе смелость оглянуться.
Лучше бы я этого не делал.
Отряд Эймса Индуны лежал на вершине холма. Словно изломанные злым ребенком куклы, бойцы антитеррористической группы были свалены в кучу, от которой растекались по глинистой почве ручейки крови. Я увидел оскаленные зубы Джонни, согнутую под невозможным углом мускулистую руку Лонг Джона, вмятую внутрь грудную клетку Фиси… Среди них не было только Индуны.
И все они были мертвы.
Первой моей мыслью было вскочить и бежать со всех ног прочь отсюда, в лес, в реку, куда угодно, лишь бы подальше от этой страшной кучи. Скользя по сырой траве, я поднялся и помог встать Карунге. Толстяк трясся и закрывал руками лицо.
– Стоять! – негромко сказали мне. Из-за густых зарослей вышел белый в изодранной форме, за ним – негр, оба с автоматами.
– Бросьте оружие, – велел белый, судя по акценту итальянец.
Я послушно бросил свой «пигмей». Карунга всхлипнул.
– Двое, мой генерал! – крикнул негр. Мбопу я узнал сразу. Конечно, он изменился за эти годы – похудел, осунулся, но я узнал его.
Он тоже узнал меня и, кажется, несказанно удивился.
– Таманский? – спросил он.
– Здравствуйте, Мозес, – кивнул я.
– Не ожидал… – Мбопа покачал головой. – Мы сегодня по разные стороны, Таманский.
– Вы меня расстреляете?
Прозвучало это до ужаса глупо. Герой, пойманный врагами. «Вы меня расстреляете?»
– Нет, мы возьмем вас с собой, – мягко сказал Мбопа. Карунга всхлипнул.
– Его тоже, – быстро сказал я.
– Разумеется, – согласился Мбопа. – Куда ж его девать?
Я не знал, что буду делать дальше, но пока испытывал счастье: я жив! Я жив, надо мной солнце пробивается сквозь густую листву, орут птицы, жужжит мошкара, пахнет кровью, но я жив.
Я не раз попадал в передряги, где мог сложить голову и откуда вывернулся чудом. Достаточно вспомнить историю с НЕРвами, где я имел шанс стать покойником едва ли не по два раза на дню… Но сейчас я был искренне рад, что черный туман, пахнущий мертвечиной, обошел меня стороной, не забрал с собой. Я не знал, чем это объяснить… Судя по растерянному выражению лица Мбопы, не знал и он.
Мне связали руки, довольно свободно, так, чтобы запястья не натирало. Карунгу и связывать не стали, только навьючили на него тяжелый мешок то ли с продовольствием, то ли с боеприпасами. Я заметил, что у Мбопы осталось всего три человека, не считая его самого, и все трое ранены, причем один тяжело. Он шел, опираясь на плечо негра, а третий, очень неприятный тип, то и дело косился на меня. Если меня все-таки пристрелят, то сделает это именно он.
Мы двигались по дороге с черепашьей скоростью – из-за раненого. Мбопа шел рядом. Он явно порывался о чем-то меня спросить, но никак не решался начать. Я опередил его:
– У вас есть вопросы?
– Да, – ответил он по-русски.
– Так задавайте. Чего играть в молчанку?
– Кой хрен занес вас в эти дебри?
– Работа. Я журналист, если помните.
– В прошлый раз вы тоже работали? – хитро прищурился Мбопа.
– Более или менее.
– Ясно. Теперь вам, наверное, интересно, куда я вас потащу и что там с вами сделают. Пока не знаю. То, что вы живы, меня радует, я в вас врага не вижу, хотя уверен, что несколько минут назад вы с удовольствием взяли бы меня на мушку… Буду откровенен: мы идем к озеру Нъяса, к Чипока. Сейчас мы должны искать транспорт, любой транспорт. Наша главная цель – Нкхата Бэй. Значит, мы будем искать плавсредство. Вас с этим жирным парнем мы не бросим, по крайней мере без особой нужды. Что с вами будут делать дальше – не представляю.
– Наслышан о методах работы контрразведки Нкелеле, – буркнул я. – Лучше бы сразу убили.
– Сомневаюсь, что вы слышали всю правду. Я там повертелся, так что знаю побольше вашего. Ничего вам не буду обещать, Таманский, я же сказал: мы по разные стороны.
Я демонстративно замолчал. Интересно, куда делся Индуна? Спасся? Или я просто не видел его тело? Искренне хотелось, чтобы лейтенант выжил, но я не слишком-то в это верил. Зря не спросил у Мбопы, что это был за чертов туман… Хотя он и не сказал бы, наверное.
Значит, мы идем к озеру. Что ж, отсюда до Ньясы примерно километров четыреста, если не ошибаюсь. Время сбежать есть.
Я стал восстанавливать в памяти карту здешних мест. Если мы идем к порту Чипока, значит, попремся через горы, через плато Ангониа, вот только что-то крутит Мбопа… Судя по всему, идем-то мы не на север, а на запад. На северо-запад, если быть точнее. А на северо-западе… На северо-западе мертвый город Сонго и гидроэлектростанция Кабора-Басса на Замбези. Гидроэлектростанцию еще лет шесть назад выкупили у Мозамбика предприимчивые юаровцы, теперь это их кусок земли. Что там понадобилось Мбопе? Транспорт? Но Южно-Африканская империя соблюдает нейтралитет, они их не пустят на свою территорию. Оружие продают всем, но на свою землю, тем более на стратегически важный объект…
Ладно. Увидим. В любом случае доберемся не завтра и не сегодня…
Я механически шагал до самого привала, пока уже совсем не стемнело, а потом упал и уснул – со связанными руками.
14. МОЗЕС МБОПА
Бывший лидер группировки «Независимые черные»
Когда нас всех накрыло этим туманом, я даже не понял, что случилось. Только что шел довольно хилый позиционный бой. Противник старался затянуть петлю, медленно, не высовываясь под пули, собирая силы для броска. Мы удерживали их как могли, заливая окрестности свинцом, и вдруг небо потемнело…
Словно огромная птица взмахнула крылами и уселась на нас. Накрыв своим пуховым душным брюхом блокпост, холм, дорогу. Стало темно, и только шелест, словно некто большой перешивает своей огромной иглой ткань мироздания, перекраивает, режет, насвистывая что-то себе под нос.
Рядом послышался шорох, это Абе выбрался из-за бруствера и подошел ко мне. В сгустившихся сумерках я различил, что его лицо посерело от ужаса.
– Барон Суббота… – тихо прошептал он. – Барон Суббота…
И я понял, что не шелест слышится мне, а тихий, шипящий, пронизывающий смех. Словно высушенные горячим ветром кости трутся друг о друга, скрипят. Скрипят! Скрипят!!!
Невыносимо!!!
Только когда все кончилось и солнце невозмутимо осветило поле не то побоища, не то жертвоприношения, мы сумели сдвинуться с места. Подобрали журналиста и толстяка при нем.
