– Ну, и что бы ты сделал?
Костин вздохнул:
– Да много чего. Во-первых, потряс бы этого Антона
Селиванова… Ну какой ему интерес оговаривать невинного человека? И ведь
отличную сказку придумал, какие детали привел… Потом бы поинтересовался у
эксперта, когда возникли синяки на лице Репниной, носят ли они прижизненный
характер… Еще побалакал бы с подружками Сони, продавщицами из цветочного
магазина, уж они-то точно знают о ее любовных похождениях, ну и, конечно,
посекретничал бы с Надей Колесниковой. Я у нее провел тот день, когда, по
утверждению Селиванова, заходил к Репниной. Вот так!
– С Колесниковой разговаривали, но она заявила, будто
даже не слышала твоего имени.
Володя махнул рукой.
– Так я уже объяснял, глупость допустили, хотели как
лучше, а сделали как всегда. Заявились к Наде вечером домой, около десяти, и
давай про меня расспрашивать, ну и что бедной бабе оставалось делать? Только
плечами пожимать да руками разводить. Утром с ней следует поболтать в служебном
кабинете, вот тогда она и подтвердит мое алиби.
– Ну и странность, – изумилась я, – что же ей
помешало сказать правду вечером?!
– Так она замужем, – пояснил майор, – небось
супруг рядом сидел, кто же признается в любовной связи в такой момент!
– Ты связался с замужней бабой?
– А что здесь такого?! Вообще это она меня подцепила.
– Да ну?
– Ага.
– И где?
– В магазине «Мир». Я за дециметровой антенной пришел.
– Погоди, погоди, так ты сколько времени с ней знаком?
– Двадцать девятого августа первый раз увидел.
– А сегодня пятое сентября! Так ты что, не успел
познакомиться и в постель бабу поволок? Отвратительно, – возмутилась я, –
хоть успел выяснить, как ее зовут?
– Постель не повод для знакомства, – неожиданно
улыбнулся приятель, но, увидев, что я нахмурилась, быстро добавил: – Ну, Лампа,
не будь ханжой, мы люди взрослые, понравились друг другу, купили бутылочку… У
нее как раз муж уехал, он дальнобойщиком служит, фуры гоняет по России… Ну и
провели пару деньков вместе, к обоюдному удовольствию. Ни ей, ни мне ничего не
надо. Она не собирается разводиться, я жениться… Так просто, повеселились.
Супруг ее как раз вчера должен был вернуться. Да не дергайся. Завтра Федька с
ней на работе побеседует, и недоразумение выяснится.
Но я не была столь оптимистично настроена, впрочем, как мне
показалось, Слава Рожков тоже.
– А если эта Надя не захочет тебя выручать?
– Если бы да кабы, – разозлился майор, –
значит, по-другому действовать будут. По-моему, всем, кто меня мало-мальски
знает, должно быть понятно: женщину никогда не смогу ударить, даже в запале, от
злости, а уж бить до синяков! Нонсенс! И потом, я совершенно не ревнив, и если
дама не желает жить со мной, пожалуйста! Самым спокойным образом заведу другую.
Уж не знаю, как бы я поступил, обнаружив в шкафу любовника законной жены…
Может, и надавал бы парню люлей, и с дражайшей супругой развелся… Но избивать
женщину! Извини, это совершенно не в моем стиле.
– А почему в багажнике твоих «Жигулей» оказался нож?
– Вот это загадка. Я его туда не клал. И потом, оцени
по достоинству совершенную глупость. Вместо того чтобы сунуть нож в коробку,
положить туда камень и утопить на дне какого-нибудь водоема, я мою орудие
убийства и вожу его с собой. Во-первых, зачем? А во-вторых, ты считаешь меня
клиническим идиотом? Извини, но я все-таки профессионал, может, не самый
лучший, но вполне подкованный.
– Слава Рожков тоже профессионал, – медленно
произнесла я, – и он просил уговорить тебя сознаться. Говорит, главное –
осудиться по-быстрому и в колонию уехать, а там и до свободы рукой подать.
– Вот это еще более странно, чем ножик в
багажнике, – совершенно спокойно заметил приятель.
Но по тому, как быстро запульсировала у него на виске
голубая жилка, я поняла, что он сильно нервничает.
– Что странно?
– То, как ведет себя Славка, – пояснил
Володя, – он меня со школы милиции знает. Мы ведь дружили бог знает
сколько лет! В одном районном отделении начинали, ворованное белье с чердака
искали, потом юридический без отрыва от работы закончили, вместе в институт
ходили… Славка меня как облупленного изучил, почти все мои бабы на его глазах
прошли, ну, во всяком случае, постоянные… Уж он-то в курсе. Неужели и впрямь считает
меня убийцей?
Я молчала.
– А ты, – настаивал Володя, – ты-то хоть мне
веришь?
– Да, – ответила я, – но, похоже, я –
единственная, кто не сомневается в твоей непричастности к этим событиям.
Внезапно Володя как-то странно скривился и поинтересовался:
– Ну, а если вдруг выяснится, что я все же виноват, как
вы с Катей поступите тогда?
Я посмотрела в его напряженное лицо и спокойно ответила:
– Мы обе решим, что на тебя нашло временное помрачение
ума, и будем таскать на зону продукты, лекарства и вещи. Мы любим тебя и
считаем своим лучшим другом, а друзей, даже если они совершают роковые ошибки,
нельзя бросать, тем более в беде.
– Спасибо, – хрипло сказал Володя, – я тоже
люблю вас, хоть вы иногда бываете отвратительными. А Славке передай: ни в чем
признаваться я не стану. Хотят видеть Костина на скамье подсудимых, пусть
доказывают вину.
– Не сердись на Славу, – попросила я, – он
переживает, они с Мишей Козловым наняли тебе адвоката.
– Огромное им мерси, – хмыкнул майор, –
страшно тронут.
В этот момент щелкнул замок и появился малопривлекательный
Алексей Федорович. Он выразительно постучал пальцем по часам. Володя встал,
меня неприятно поразил тот факт, что он, выходя из вонючего помещения, заложил
руки за спину.
Славка Рожков стоял во дворе, у стеклянных дверей, ведущих в
какие-то помещения тюрьмы. Увидев меня, он бросил недокуренную сигарету и резко
спросил:
– Ну что, уговорила?
Я покачала головой.
– Он не считает себя виноватым и верит в то, что
коллеги сделают все для его оправдания.
– Идиот! – в сердцах заорал Рожков, потом, слегка
успокоившись, добавил: – Кретин!
– Ты подозреваешь, что он убийца?
– Я знаю, – припечатал Славка, – там в деле
улик полно.
– Каких?
