Выскочив из лифта, я увидела, что дверь в нашу квартиру
стала желтой. Очень странно, если учесть, какой дерматин мы выбрали для обивки:
вишневый! Да и материал, лежащий в гостиной, был, насколько помню, цвета спелой
черешни, мелитопольской, крупной такой, почти черной…
Но стоило мне приблизиться к двери, как я мигом увидела: она
не оклеена, а покрашена. Причем очень неровно, полосами…
– Эй, – заорала я, вбегая в прихожую, – Ваня, за
каким чертом ты изуродовал железку? Зачем покрасил? И почему не оклеил?
– Проолифить надо, – шепотом пояснил мастер,
высовываясь из кухни, – кто ж так обивку ляпает? Невозможное дело! Вот
завтра еще разок покрою, а там можно, благословясь, и за дело.
– Слышь, Ваня, – поинтересовалась я, разуваясь, –
а сколько времени ты тратишь, чтобы одну дверку до ума довести?
– Ну, – почесал затылок обивщик, – от хозяина
зависит.
– Это как?
– Ежели очень противный, то за три дня сделаю, а если как
себе, тогда недели две как минимум.
– А чего ты шепчешься?
– Так Сережка спит!
– Эка невидаль, – хмыкнула я, – его пушкой не
разбудить, говори спокойно.
– Есть хочу, – завопил Кирюшка, врываясь в
квартиру, – чего у нас есть покусать? Пельмешки? Сосиски?
– Котлеты, – ответил Ваня. – Ура!!! – заорал
мальчик, кидаясь в кухню. – Котлеты!!!
Я со вздохом пошла за ним. Возле кухонного стола на стуле,
свесив голову на грудь, спал Сережка. Перед ним стояла пустая тарелка, на
которой виднелась обгрызенная корочка хлеба. Сбоку расположилась Лизавета. На
угол столешницы она положила контурные карты и, высунув от напряжения язык,
вела карандашом красную линию. На другом конце устроилась Юля, раскладывавшая
пасьянс.
– Котлеты! – радовался Кирюшка. – Ну ты, Лампа, и
угодила.
– Это Ваня сделал, – со вздохом ответила я, – сама
только днем их ела.
– Десять штук, – бестактно уточнил Иван.
– Сколько? – изумилась Юлечка, застыв с колодой карт в
руках. – Сколько? Десять? Лампуша, может, тебе врачу показаться?
– Зачем? – поинтересовалась я, жадно откусывая от
котлеты. – Зачем? Я совершенно здорова!
– Такой повышенный аппетит свидетельствует либо о неполадках
щитовидной железы, либо, прости бога ради, о глистах!
– Нет у меня никаких глистов! – возмутилась я.
– Видишь, – уперла Юля в меня палец, – слопала
днем десять котлет, а сейчас на моих глазах еще две употребила. Нет, у тебя
точно солитер или цепень!
Я раскрыла было рот, чтобы выдать с головой Мулю, но тут
Лизавета спросила:
– Киргизия где?
– Вот, – сунул пальцем Кирюшка в карту.
– Чего делаешь! – завопила Лиза. – Пятно поставил.
– Ну и фиг с ним, – пробормотал мальчик.
– А вот и не фиг, мне два балла влепят.
– Нет, – влез Ваня, – Киргизия не тут. Здесь, куда
ты ткнул, Уральские горы.
– Ну и что? – вскинул брови Кирка. – Там и есть.
– Нет, – засмеялась Юля, – Киргизия была союзной
республикой. Ниже смотрите, правее.
– Улан-Батор, – прочитала Лиза.
– Во, – восхитился Кирюшка, – правильно. Это их
киргизский главный город.
– Ой, не могу, – всхлипнул Ваня. – Это ж в
Монголии!
– А ты откуда знаешь? – хором поинтересовались дети.
– Так там у меня кореш служил, летчиком, точно знаю,
Улан-Батор в Монголии!
– Тут еще какой-то Улан-Удэ есть, – пробормотал
Кирюшка. – Это одно и то же?
– Нет, – ответила я, – Улан-Батор и Улан-Удэ
разные города!
– Тогда на какой фиг их одинаково назвали? – возмутился
Кирюшка. – Слов, что ли, других не нашли? Специально небось, чтобы детей
путать.
– А какая столица у Киргизии? – спросила Лиза.
Повисло молчание. Потом Сережка неожиданно вздохнул и
заявил:
– Ну вы и дурни! Фрунзе!
– Как? – поинтересовалась Лизавета.
– Фрунзе.
Девочка пошарила глазами по карте и сообщила:
– Такого города нет.
– Ищи Прунзе, – велел Сережка.
– Ты же сказал Фрунзе?! – возмутилась Лизавета. –
Издеваешься, да?
– Нет, – ответил Сережка, – просто они его
переименовали из Фрунзе в Прунзе.
– А зачем? – недоумевала Лизавета.
Сережка вздохнул.
– Вот уж чего не знаю, вроде в киргизском языке нет буквы
«фэ», для удобства произношения.
– Такого тоже нет! – возвестила Лиза.
– Разве есть киргизский язык? – удивился Ваня.
– Ну ты даешь, – засмеялась Юля, – а как они,
по-твоему, разговаривают, на суахили?
– На каком хили? – не понял Иван.
– Замолчите, – взвыла Лиза, – мне завтра поставят
два! На карте нет ни Фрунзе, ни Прунзе!
– Вспомнил! – закричал Сережка так, что кот Клаус
подпрыгнул на стуле. – Пишкек.
– Как?! – недоверчиво спросила Лиза.
– Точно знаю – Пишкек.
– Просто ужас, – вздохнула Юля, – значит, он
пишкекец, а она пишкекчанка! Жуть, ну кто такие названия дает!
– Это еще что, – влез Иван, – есть город Огрыз.
– Ну класс, – завопил Кирюшка, – он огрызок, она
огрызка, а вместе они огрызки.
– В Крыжополе жить еще хуже, – парировал
Сережка. – Интересно, как у них раньше писали лозунги – «Крыжопы, все на
социалистический субботник!»?
– Мрак, – резюмировала Юля.
– Что такое социалистический субботник? – спросила Лизавета.
Юля хмыкнула:
– Ну, это когда ты выходишь на работу в свободный день.
– Зачем? – удивилась девочка.
– Чтобы продемонстрировать энтузиазм.
– Кому?
– Партии и правительству.
– Какой?
– Что какой? – обозлилась Юля.
