Вновь тишина.
– Ну Леночка, дорогая, попробуй сказать, ты ее видела?
– Да.
– Господи, да зачем же ты ей дверь открыла!
– Она от Эдика, – лепетала несчастная, – она его…
Послышался страшный звук, похожий на кашель.
– Она ему кто? – Фото… две… рядом…
– Она взяла снимки? Что на них было?
– Две, две, две…
Раздался требовательный звонок в дверь. Спустя пять минут
молодой доктор самого сурового вида грозно велел:
– Мы в больницу, а вы сообщите в милицию, на кухне, в ванной
ничего не трогаете, поняли? Вот эту бумажку передадите сотрудникам органов…
Сунув мне в руки листок, он быстро пошел к двери. Я
посмотрела на клочок, выдранный из блокнота. Малопонятным почерком там было
накорябано: больница ь 1179, предположительно отделение интенсивной терапии,
диагноз: огнестрельное ранение головы.
– Она выздоровеет? – спросила я.
Врач обернулся и с тоской сообщил:
– Удивительно, что ваша соседка еще жива, шансов очень мало,
известите родственников!
Я в растерянности посмотрела ему вслед. А и правда, надо бы
сообщить ее родителям… И тут только до меня дошло, что я не знаю ни фамилии, ни
отчества девушки.
Поколебавшись минут пять, захлопнув дверь, я пошла вниз по
лестнице. Что ж, Лену увезли в больницу, больше ничем я ей помочь не могу…
Сидеть одной в квартире, поджидая, пока прибудет милиция, совершенно неохота. И
потом, как я объясню свой визит к девушке? Придется рассказывать не только кучу
информации про Малевича, но и о том, как «вскрывала» пилкой дверь… Ну уж нет!
Решительным шагом я спустилась вниз и наткнулась на нескольких
теток, оживленно обсуждавших происшествие.
– Допрыгалась, шалава, – громким голосом глуховатого
человека вещала баба лет шестидесяти, обряженная в отвратительного вида пальто,
украшенное весьма потертым воротничком из норки, – дотанцевалась…
– И ведь какой шум устраивала, – подхватила другая,
востроносая, в грязно-желтой куртке с надписью «Love» на спине, – до трех
утра музыку гоняла…
– Лена так шумела? – влезла я в разговор.
Бабы подозрительно оглядели меня, потом первая настороженно
спросила: – Вы ей кто?
Я пожала плечами:
– Никто, хотела квартиру у нее снять, объявление дала,
договорились сегодня о встрече, приехала, а из дверей носилки выносят, что
случилось-то?
– У кого квартиру снять? – удивилась глуховатая тетка.
– У Лены.
– У нее? Так она сама у Клавки в жиличках!
– Ничего не знаю, – тяжело вздохнула я, – мы
условились, что отдам квартплату за полгода вперед и могу взъезжать.
– Ну аферистка, – покачала головой старуха в
куртке, – вот шалава, надуть хотела. Небось взяла бы денежки и ищи ветра в
поле! Ты бы поселилась, а Клавка пришла бы и выгнала. Ну и дрянь, а как шумела!
– Гостей приглашала?
– Каждый день, вернее, ночь, – хмыкнула бабуська в
пальто, – врубит магнитофон… Стены у нас аховые, слышно все… Мы уж в
милицию жаловались, только там послали куда подальше: мол, отвяжитесь, без вас
делов полно! А какие у них такие дела, кроме как людям помогать?
– И гости у ней такие же наглые, – вступила вторая
бабка – идут, ножищами топочут, ночь, день, все им едино, орут, хохочут…
– А эта, каланча пожарная! – всплеснула первая старуха
руками. – Всех обрызгала…
– Кто? – настороженно поинтересовалась я. – Какая
каланча?
– Свинья она, – возмутилась бабуська в куртке и
показала на грязные пятна, покрывавшие полы, – видала, как меня уделала!
– Лена-то тут при чем?
Бабка обозлилась совсем и стала объяснять.
Живет она, несчастная, на самом верхнем этаже, под крышей, а
все невестка, дура, польстилась, что такая квартира немного дешевле, когда в
кооператив вступала, теперь летом жара невыносимая, а осенью с потолка течет…
Пешком не спуститься, высоко, а уж о том, чтобы наверх подняться, и речи нет!
Лифт же, проклятущий, каждый день норовит сломаться! Доезжает до седьмого этажа
– и все, хана, дальше не желает тащиться. Приходится переть пехом, а это очень
трудно, когда ноги болят и спина отваливается…
Вот и сегодня старушке пришлось ползти вниз, потому как
невестка, идолица чертова, хлеба не купила и на работу умотала… Кое-как бабка
добралась почти до девятого этажа и тут увидела, как из квартиры Клавдии, где
живет сейчас наглая девица Лена, выскочила высоченная тетка, прямо Останкинская
башня, и влетела в лифт.
– Погодь минутку, – крикнула старуха, – вместе
поедем.
Но коломенская верста сделала вид, что не слышит, и отбыла
вниз. Бабка даже выругалась от злости, но тут неожиданно заработал грузовой
лифт, и она приехала на первый этаж почти одновременно с нахалкой.
Когда старушка вышла из подъезда, противная тетка как раз
садилась в машину. Бабушка потрусила к хлебному ларьку, а негодяйка пронеслась
по лужам и обдала ее грязью.
– Ну не дрянь ли? – кипела бабуська. – Кто же так
летает по воде? Никакого соображения.
– Одета она во что была? – медленно спросила я. –
В черное?
– Чистая ворона, – подтвердила женщина, – как на
похороны вырядилась! Даже на голове шапочка такая, всю морду прикрывает, поля
низкие…
– А машина голубая?
– Вроде, или серая, – засомневалась бабка, –
светлая, в общем.
Глава 17
В полной прострации я побрела домой. Наша квартира тут
совсем рядом, в двух шагах. Выпью спокойно чаю и пораскину мозгами как следует,
а заодно отпущу Ивана, небось мастер давным-давно закончил оклейку двери и
теперь недоумевает, куда подевались хозяева.
Но не успела я выйти из лифта, как глаз сразу натолкнулся на
железную дверь без всякого признака обивки. Я открыла и крикнула:
– Ну, как дела?
– Хорошо, – крикнул из гостиной Иван.
Скинув сапоги, я вошла в комнату и увидела повсюду
разложенные куски дерматина и бумаги.
– Что это ты делаешь?
– Выкройку, – с достоинством ответил обивщик.
– Зачем?
– Так положено.
