– Там, – прошептала притворщица, – в столе, открой
ящик, пузырек с надписью, дай скорей…
Я с сомнением посмотрела на ее лицо. Сейчас, когда в комнату
падал неяркий дневной свет, было видно, что на щеках, лбу и подбородке Эфигении
килограммы, нет, тонны жидкого крема, придающего лицу белый, мертвенный
оттенок. Интересно, зачем ей надо, чтобы я отвернулась к столу? Ишь, ловкая
какая! Значит, полезу в ящик, а она мне в спину воткнет нож…
– Нечего кривляться – заявила я, – вставай и сама бери
свои лекарства, сволочь!
Эфигения дернулась, попыталась двинуться, но тут ее тело
свело судорогой, голова мелко-мелко затряслась, лицо исказила гримаса… Глядя на
скрюченные пальцы, как-то жутко сведенные вместе, я перепугалась до одури. Нет,
такого не сыграть даже самой великой актрисе…
Я быстро выдвинула ящик. Он оказался забит лекарствами,
плотными кучками лежали перетянутые резиночками бумажные и фольговые облатки.
Названия медикаментов были незнакомые, никакого анальгина, аспирина или ношпы…
Сплошь длинные наименования, непонятные и от этого жуткие. Но пузырек, по
счастью, был один.
Я отвернула пробочку и потрясла флакончик над приоткрытым
ртом гадалки. Только бы не сделать ей хуже, совершенно не представляю, какую
дозу следует давать.
Внезапно тело Эфигении расслабилось, взгляд перестал
казаться пьяным, и она прошептала:
– Спасибо, хватит.
Еще через минуту она сумела сесть в кресло и затряслась
крупной дрожью. Я быстро захлопнула окно. Тут же стало душно.
– Там, в углу, – пробормотала шаманка, – шкафчик с
кофеваркой…
Минут через десять я налила ароматную жидкость в чашки и
поинтересовалась:
– Что у тебя за болячка?
Эфигения грустно усмехнулась:
– Моя бабушка была последним ребенком в семье, семнадцатым.
У ее родителей родилось девять мальчиков и семь девочек, а потом, спустя шесть
лет, появилась на свет бабка, когда никто уже и думать не мог о беременности.
Я кивнула. Случается такое.
– У всех девочек оказалась эпилепсия, – пояснила
Эфигения, – болезнь по женской линии передается, мальчикам она не
досталась, повезло и бабушке. Ни у нее, ни у моей матери, ни у меня самой
припадков не случалось, хотя мои кузины все больны. Нас только мучают мигрени,
а я, если сильно понервничаю, впадаю вот в такое состояние. Это, конечно, не
настоящий эпилептический припадок, но…
– Чего же ты сейчас так дергаться начала? – нагло
спросила я. – По-моему, следовало биться в корчах после того, как всадила
в Эдьку заточку…
Эфигения подняла на меня полные слез глаза:
– Кто вы?
– Сотрудник милиции, которая пришла вас арестовать, –
нагло заявила я, – кстати, дом окружен, сопротивление бесполезно…
– Я не могла убить Эдика, – прошептала Эфигения, –
я любила его.
– Мальчик девочку любил, мальчик девочку убил, –
вздохнула я, – классика отечественного рока. Между прочим, все вокруг
говорят, что ты безумно ревновала Эдика, швырялась камнями в стекла конторы
кладбища и таскала с собой кинжал.
Эфигения кивнула:
– Это правда, окна побила, а ножик вот, смотри.
Она медленно расстегнула сумочку и вытащила элегантную
вещицу. Лезвие, украшенное резной рукояткой, по виду острое и опасное.
– Всегда с собой ношу, – пояснила гадалка, – живу
в ужасном районе, рабочая окраина со всеми ее прелестями: пьяными подростками,
темными улицами и полным отсутствием милиции. Поставлю машину в гараж и бегу,
дрожа от ужаса, до подъезда. Понимаю, что глупо, вряд ли смогу кого-нибудь
ударить, но холодное оружие беру с собой, так, на всякий случай. Ну спокойней
мне, когда оно в сумочке лежит. У тебя небось тоже что-нибудь есть из средств
обороны.
Я побарабанила пальцами по столу. Гадалка права, на дне
моего ридикюльчика лежит баллончик с лаком для волос самой сильной фиксации.
Володя Костин как-то прочитал нам с Катей целую лекцию о том, каким образом
нужно обороняться от бандитов.
– Всякие аэрозоли с перцем или слезоточивым газом, конечно,
хорошая штука, – вещал майор, – только, прежде чем нажать на
распылитель, следует учесть направление ветра, а то ядовитое облако отбросит
вам же в лицо и свалитесь к ногам насильника в бессознательном виде, то-то ему
радость!
– Надо им пистолеты купить, – заявил Кирюшка.
– Ни боже мой, – замахал руками Володя, – а если
она из него выстрелит, да по случайности попадет в бандита и тяжело ранит его?
– Ну и что? – удивилась Юлечка. – Так и надо, не
нападай на улицах!
– Вот тут ты очень ошибаешься, – вздохнул майор, –
превышение мер самообороны! Запросто срок получишь!
– Это что за ерунда? – возмутилась Катя. – На меня
напали – и меня же в тюрьму!
– Именно, – кивнул Вовка, – а ежели бандюган
докажет, что ты своими действиями нанесла ему стойкое расстройство здоровья, то
еще и компенсацию выплатишь!
– Бред, – фыркнула я, – как же обороняться?
Костин усмехнулся:
– Пистолет – оружие, а пакетик молотого перца – ерунда,
кулинарная приправа. Никто на суде не сумеет доказать, что, используя его, ты
превысила допустимую самооборону. Все просто, шла домой из магазина, а когда
напал разбойник, не растерялась и швырнула в него перчик. Даже если мерзавец
задохнулся от кашля, тебе ничего не будет. Или пустила негодяю в лицо струю
дезодоранта…
Вот почему я всегда ношу с собой баллончик с лаком для
волос, но у Эфигении не было друзей в милиции, поэтому она предпочитала нож.
– Я не убивала Эдика, – тихо говорила гадалка, – я
не могла этого сделать…
– Слышала уже, ты его любила.
– Да, очень, но мы не были любовниками!
Я рассмеялась:
– Послушай, глупо отрицать очевидное. Да все сотрудники
кладбища видели, как ты бьешь стекла. Смешно прямо!
– Мы не состояли в половой связи! – торжественно
возвестила девушка.
Я вздохнула и пожала плечами:
– Ничего глупее не слышала, ладно, вставай, пошли.
– Куда?
– Естественно, на Петровку, там и расскажешь о платонической
любви между тобой и несчастным Эдиком.
Эфигения секунду не мигая смотрела на меня, потом взяла
сумочку, вытащила паспорт и протянула его мне:
– Смотрите.
Я взяла документ, раскрыла его и с изумлением прочла:
