– Здесь одни жабы, – вздохнула посетительница, –
разговаривают так, словно мы все серийные убийцы, а сами взятки берут, причем
открыто. Дураку известно, надо адвокату дать, а он с этими «честными»,
«неподкупными» и «справедливыми» поделится. Оно, конечно, наши дети виноваты,
только какое право имеют такие их осуждать? По самим давно скамья подсудимых
плачет. Знаете, какой здесь во вторник скандал был? Одного из судей за руку
поймали. Женщина тут одна, смелая очень, не побоялась и в милицию обратилась.
Ей там меченые доллары дали. Вот так-то. Прямо в кабинете взяли! Посветили
специальной лампой, а на купюрах надпись горит… взятка! Только зря она все это
затеяла.
– Почему? – удивилась я. – По-моему, очень даже правильно.
– Это по-вашему, – тяжело вздохнула женщина, – а по-нашему,
караул вышел. Тут люди и так по году в изоляторах суда ждут, маются, а теперь
на одного судью меньше стало. Здесь все хапают, зато мы бы побыстрей осудились
– и на зону, а уж оттуда домой попасть легче…
Я в обалдении смотрела на говорливую тетю. Господи, что же
творится в нашем судопроизводстве, если народ рассуждает подобным образом!
– А тридцать вторая комната в другом подъезде, – пояснила
баба, – со двора зайдите и на третий этаж.
Нужную дверь я открывала с опаской, а ну как сейчас швырнут
в меня стулом или еще чем потяжелей.
В огромной, какой-то бесконечной комнате, перегороженной
шкафами, сидело несметное количество плохо одетых теток, все, как одна, в давно
вышедших из моды индийских кофтах из мохера.
– Простите, – заблеяла я, – где Оля?
– Там, – ткнула пальцем одна, не поднимая от бумаги головы,
куда-то за шкафы.
Я пошла в указанном направлении и наткнулась на довольно
молодую женщину.
– Оля?
– Вы за чем?
– Меня прислала Нина Поскребышева.
Не говоря лишних слов, дама вытащила из ящика стола целую
стопку листков, скрепленных железной скобочкой.
– Читайте.
Надо же, я думала, приговор, это одна страничка, на которой
написана всего пара слов, кто за что и на сколько лет посажен за решетку. А
оказывается, это целый роман, напечатанный на пишущей машинке, без полей, с
одним интервалом.
– Какой большой, – вырвалось у меня, – весь день изучать
придется!
– Мы в пять закрываемся, – сухо уронила Оля, потом добавила,
– могу ксерокопировать.
– Ой, спасибо.
– Не бесплатно.
– Конечно, конечно, сколько?
– Тридцать рублей страница.
Я быстро опустошила кошелек, ну и цены, да в городе подобная
услуга стоит от силы рубль. Впрочем, и копию мне дали отвратительную, почти
«слепую», очевидно, в суде экономили на порошке для ксерокса. Но разобрать
текст было можно, и я принялась читать документ прямо в машине.
Глава 28
Богдан Шевцов, аспирант медицинского института, отправился
на вечеринку к приятелям. Праздновался день рождения Карины Вольпиной, тоже
студентки, но другого института, авиационного. Ничто не предвещало трагедии,
молодежь весело плясала. Выпивки, по словам свидетелей, было мало, водки вообще
никакой, пара бутылок шампанского, и все. За праздником наблюдала мать Карины.
Она наготовила кучу вкусной еды, а спиртное не купила, справедливо полагая, что
молодежи горячительное ни к чему, им и так в силу возраста должно быть весело.
На празднике присутствовали две девочки и восемь мальчиков.
Такой перекос в сторону мужского пола был понятен. Карина, девушка незамужняя,
имела на руках годовалого сына, Артема, и мамочка была озабочена тем, чтобы
подыскать дочурке достойного партнера. Поэтому это было не только празднование
дня рождения, а еще и демонстрация приданого, которое мог получить будущий
муженек.
А посмотреть было на что. Отец Карины, дипломат, большую
часть жизни проводящий за границей, словно хлопотливая белочка, стащил в
«дупло» все: посуду, ковры, мебель… И хотя он умер лет за пять до произошедших
событий, Карина, ее мать Изабелла Матвеевна и старшая сестра Анжелика были
прекрасно одеты, украшены красивыми колечками, цепочками и браслетами, а стол
поражал изобилием. На нем теснились блюда с рыбой, мясом, пирогами, миски с
салатами, тарелки с деликатесами. Мальчики, все как на подбор, были из
приличных семей. Сын известного артиста, отпрыск писателя, чадо генерала…
Безродный и нищий Богдан затесался в эту компанию совершенно случайно. Его
прихватил с собой Марат, однокашник по институту. Он просто сказал:
– Слышь, пошли на день рождения, хоть поешь по-человечески.
Изабелла Матвеевна хочет Карину поскорей пристроить, вот и собирает отличный
стол.
Может, хозяйка и была недовольна тем, что на огонек залетел
незваный гость, но вида не подала. Марата вместе с Богданом встретили радушно,
усадили за стол, положили в тарелки «Оливье»…
Несчастье произошло в самом конце вечера. Веселившаяся и
плясавшая больше всех Кара после одного, особо зажигательного танца вдруг
побелела, схватилась за грудь и упала на ковер.
Изабелла Матвеевна бросилась вызвать «Скорую», гости
кинулись поднимать хозяйку и укладывать на кровать. Потом все столпились вокруг
Кары, суетливо предлагая ей воды. Но девушка только шептала бледными губами:
– Мне плохо.
«Скорая» все не ехала, и тогда Богдан самонадеянно взялся за
дело.
– Ну-ка пустите, я врач…
Изабелла Матвеевна, перепуганная и растерявшаяся,
посторонилась. Богдан с глубокомысленным видом пощупал пульс, со знанием дела
приложил ухо к груди Карины и безапелляционно заявил:
– Все ясно. Есть в доме сердечные капли?
– Валокордин, – ответила старшая сестра Карины.
– Несите.
Мигом доставили требуемое. Богдан недрогнувшей рукой накапал
шестьдесят капель. На робкий вопрос старшей сестры Анжелики: «Не много ли?»
Богдан категорически ответил: «В самый раз, сейчас как новенькая станет».
Шевцов чувствовал себя профессором, для которого поставить
диагноз и вылечить больного – плевое дело.
– Выпей, – велел Богдан, поднося рюмку ко рту Карины.
– У нее аллергия, – предостерегла его Анжелика, – на многие
лекарства.
– Ерунда, – отмахнулся Богдан, – от валокордина никому еще
хуже не стало.
