И действительно принесла, и через пять минут.
Все вкусное, что Хохлов привез в нескольких пакетах, было
нарезано кружочками, красиво разложено и украшено петрушкой. Были поданы
отдельные стаканы под виски и отдельные под сок – Хохлов понятия не имел, что у
него есть такие стаканы, и даже лед в вазочке.
– Вот это да! – сказал Хохлов, заглянув в вазочку.
Он быстро разлил виски, тяпнул, запил, заел и налил еще.
– Я знаю, о каких деньгах идет речь, – заявила Ольга
Пилюгина. – И теперь вообще все запуталось!
– Что за деньги?
– Катькин муж обещал Кузе заплатить пятьдесят тысяч долларов
за разрешение на усыновление Женьки.
Хохлов присвистнул, а Арина посмотрела с изумлением. От
виски стало тепло не только в животе, но и сбоку, где только что со страху все
обледенело.
– Вот именно. Были какие-то сложные договоренности, что
Катька привезет ему карточку, на которую будут положены деньги. Карточку она
получила в банке по доверенности, которую подписал Кузя. В тот день она
приехала в общежитие с бумагами на усыновление, чтобы обменять их на карточку.
Пакет, который Кузя отказался забрать у бабы Веры, – это выписка со счета из
банка о том, что на его имя поступил платеж. Я проверила. Все правильно.
Хохлов махнул еще виски, и Родионова сказала ему зачем-то:
– Ты закусывай, Мить!
– Я закусываю! – отмахнулся Хохлов. – Значит, скорее всего,
именно на эти пятьдесят тысяч он и собирался жить с Родионовной. Шикарно жить.
Арина отвернулась.
Ей вдруг так жалко стало Кузю с его «коммерцией», что слезы
навернулись на глаза. Он продал свое право называться отцом за пятьдесят тысяч
долларов, которые ему, как и всем нормальным людям, представляются миллионами,
и радовался, и был страшно горд, и кто теперь посмеет его осуждать?!
– Значит, так, – сказал Хохлов, жуя колбасу с хлебом. –
Человек, который его убил, знал об этих деньгах. Еще он знал, что Кузя
собирается на тебе жениться. К тебе он пришел именно за этими деньгами, и
тогда, выходит, мои деньги к Кузиным не имеют никакого отношения! Да? Да! И
именно пятьдесят тысяч искали у него в комнате. И все там разгромили!
– Мить, а может, это Катькин муж решил денежки вернуть
обратно? – задумчиво спросила Ольга. Она грела между коленями озябшие руки, и
плечи у нее горбились. – Он на меня произвел впечатление… серьезного мужика. И
Женьку ему позарез нужно усыновить, чтобы передать ему свой бизнес! То есть,
конечно, не он сам Кузю убил, но кто-то из его охраны, например, вполне мог.
– Это ерунда все, – бодро ответил Хохлов и пальцами
зачерпнул из лотка корейскую морковь. – Пример типичной во всех отношениях
женской логики. Вот скажи мне, зачем тогда этот муж городил огород с карточкой,
выпиской, доверенностью? Зачем Катька к Кузе в общагу приезжала? Ну, дал бы
Кузе кто-нибудь сто лет назад по голове, а дело бы менты прикрыли за
недоказанностью, и все!.. В Романовке тяжелая криминогенная обстановка, это
всем известно.
Они помолчали.
– Да, – согласилась наконец Ольга Пилюгина. – Ты прав. Тогда
кто?! Кто это может быть?!
– Свиной пыхто, – задумчиво сказал Хохлов. – Или конь в
пальто. Дамы, еще по глотку виски?
Дамы покивали. Всем хотелось виски, просто безудержно.
– И, главное, он домой пришел! – отдышавшись после приема
живительного напитка, опять начала Ольга. – Кузя же пришел домой после того,
как ушел от нас! Значит, он жив был! С бабой Верой разговаривал! Вряд ли с ней
мог разговаривать Кузин труп!
– А о чем они говорили?
– Да все об этом конверте из банка, который под расписку
принесли, и баба Вера хотела ему всучить, а он не взял!
– Странно, – проговорил Хохлов, рассматривая свой стакан. –
Он так бился за эти деньги, торговался с Катькой-заразой и ее супругом, а
конверт не взял! Странно!
– И баба Вера не видела, как он выходил! И что чужой никто
не заходил, она клянется! Она только Кузю видела! Заметила даже, что штаны у
него лоснятся, как обычно, от сидения на стуле! И шапку его пресловутую она
видела на нем!
– Шапка, – пропел Хохлов на мотив «И это наш свет на седьмом
этаже», – шапка-ушанка, ты шапка моя, шапка, шапка, шапка моя!..
Ольга взяла яблоко, надкусила и положила на стол.
Ей хотелось домой, и чтобы все стало как раньше, чтобы Димон
был дома, и дети тоже, и чтобы она ждала момента, когда удастся загнать детей
спать, и Димон придет из ванной, мокрый и совершенно голый – он никогда не
вытирался и не одевался, выходя из ванной, с тех самых пор, как у них появилась
своя собственная, примыкающая к спальне! И она, Ольга, отбросит журнал и станет
на него смотреть, потому что ей всегда нравилось на него смотреть, ей казалось,
что он очень красивый, самый красивый мужик на земле, длинный, подтянутый,
немножко сутулый, как все люди, которые вынуждены сидеть за письменным столом
или компьютером! И сутулость нисколько его не портила!..
Ну, вот не было в ее жизни ни одной ночи, когда бы ей не
хотелось на него смотреть!.. Ну, так получилось!..
Они никогда не ссорились на ночь, потому что свекровь всегда
учила, что поссориться можно когда угодно, лишь бы не на ночь и не перед
работой!
Хочется тебе, говорила она, разбуди его в три часа ночи и
поссорься хорошенько! Но, боже сохрани, утром или на ночь!..
Вспомнив все это, Ольга улыбнулась тихонько и подумала про свекровь
– ей тоже сейчас страшно и тревожно, она тоже не спит, принимает сердечные
капли! Хорошо, что дети у нее, и в пятницу Степка танцует свои спортивные
танцы, а это всегда большое и серьезное мероприятие, так что свекровь
отвлечется от мрачных мыслей!
Хохлов на тот же мотив теперь пел слово «штаны».
Потом он перестал петь и начал бормотать:
– Двенадцать… полвторого… драка… машина… шапка… штаны… баба
Вера… баба Вера… письмо из банка…
– Пойду собаке дам поесть, – сказала Арина. – У нас там еще
суп остался и мясо. Пойду дам.
– У нее бока как у коня. Она все время ест или с перерывами?
– спросила Ольга.
– С перерывами. Но часто. Наверстывает упущенное.
– Если вы ее раскормите, – сказала Ольга Пилюгина, – вам
придется купить ей отдельную квартиру.
– Нам? – переспросила Арина Родина.
– Вам с Хохловым, – ответила Ольга, и они посмотрели друг на
друга.
– Девочки мои, – проникновенно сказал Хохлов, – цветики
степные!.. Может, я и не подполковник Никоненко, но в общаге был не Кузя! Вот
клянусь вам!
