– Ты мне за все-о-о-о, за все-о-о-о заплатишь! Ты думал, что
просто так отделаешься?! Не на ту напал! Все у тебя отберу, деньги отберу,
квартиру отберу, машину, голым в Африку пущу, куда ворон костей не заносил!..
По суду отберу, сейчас у народа все права есть!.. – выла мамаша.
– Вы… о чем это? – спросил Хохлов. – Галь, зачем тебя сюда
принесло?! Мы же все решили!
– Ни… ни… ничего мы не… не решили! Это ты меня бро… сил…
подонок!
– Я подонок, – согласился Хохлов. – И я тебя бросил. И
дальше что?
– Мить, – тихонько сказала Арина, – я, пожалуй, поеду. Где
моя одежда?
– Понятия не имею. Я тебя не раздевал, – заявил Хохлов с
ужасающей бесцеремонностью. – Подбери пакеты с пола и засунь еду в холодильник.
Поняла?
– Митя, я не могу…
Хохлов подошел к ней, взял за руку повыше локтя и поволок за
собой. Она упиралась, но шла, потому что он был сильнее, еще болела рука, за
которую он ее схватил.
Он втолкнул Арину в кухню, вышел и через секунду вернулся с
пакетами.
– Разбирай. Сделай что-нибудь полезное.
– Митя, я не могу. Я поеду домой.
Хохлов смерил ее странным взглядом:
– Ну, судя по тому, что я слышал с лестницы, у тебя ко мне
любовь. Последние пятнадцать лет. Поэтому делай то, что я говорю.
Арина смотрела на него с ужасом.
– Ты слышал?! Послушай, Мить, это… неправда! Я… просто так
сказала!.. Я сама не помню, что говорила!..
Она бормотала, а Хохлов стоял и слушал. И Арине было очень
страшно.
– Она говорила, что ты подонок и мерзавец, а я сказала, что…
– Да, да, – подбодрил ее Хохлов. – Ты сказала, что я лучший
человек на свете. Это я тоже слышал. Ты пока займись сумками, а я разберусь… с
дамами.
Он вышел, а она осталась одна на кухне и вдруг осознала, что
он на самом деле все слышал!.. И теперь непонятно, что нужно делать, как жить
дальше, как оправдываться и убеждать его в том, что она не собирается ему
навязываться!..
Вернее всего было бы, конечно, одеться и уехать, но путь к
отступлению отрезан – за дверью гремел Хохлов и повизгивали мать и дочь, и было
ясно, что это надолго – страсти разыгрались нешуточные.
Тут вдруг Арина еще дополнительно осознала, что на ней нет
никакой одежды, кроме лифчика и трусов, а бледные, отливающие синевой ноги
кое-где в собачьей шерсти, и волосы на голове торчат в разные стороны, и
вдобавок с одной стороны выдран значительный клок, и там, видимо, теперь всегда
будет лысина!
Арина Родина застонала, заметалась, ища во что бы
завернуться, но так ничего и не нашла – кухонные полотенца были слишком малы и
никак не желали сходиться на животе. Хотя живот и оставался плоским благодаря
Ксеникалу – незаменимой голубой капсуле. Арина никогда не поправлялась и
считала, что это у нее особенность такая, не поправляется она, и все тут!.. Но
в прошлом году, как раз перед вожделенной поездкой в Ялту, вдруг выяснялось,
что она не может влезть ни в один купальник, а сарафан так обтягивает живот,
что ехать в нем невозможно, неприлично!.. Пришлось покупать другой сарафан,
который Арина возненавидела уже за то, что он был на два размера больше.
Диет было перепробовано великое множество, и все без толку,
разумеется. Если бы не рекомендации врача по правильному питанию и назначенный
им же Ксеникал, стройная фигура могла навсегда остаться мечтой. Волшебный
препарат не подвел, и этим летом любимый сарафан уже ничего не обтягивал, а
развевался на горячем крымском ветру, как и положено сарафану. Арина с той поры
уверовала в голубые капсулы, и швейцарское средство всегда держала дома, зная,
что с ним она уж точно похудеет!..
Дверь распахнулась и вошел Хохлов.
– Как?! – поразился он. – Ты так сумки и не разобрала?!
Арина пулей пролетела мимо него, подобрала с пола джинсы,
натянула и стала искать свитер. Кажется, она оставила его на диване, но сейчас
там не было никакого свитера.
– На, – сказал подошедший Хохлов и сунул свитер ей в руки. –
Он лежал рядом с собачьей подстилкой.
Арина натянула свитер, вынырнула из горла, вытаращила на
Хохлова глаза и замерла.
– Что смотришь? – спросил он как ни в чем не бывало.
– А где?.. Где они?..
– Ушли писать заявление в милицию и в суд. Я посоветовал
написать еще в пожарную охрану, – пояснил он. – Слушай, я есть хочу, помираю.
Давай, что ли, хоть омлет поджарим! Хотя я купил свиных отбивных. Ты умеешь
жарить мясо?
– Мить, ты же знаешь, что я умею жарить все, – тихо сказала
Арина. – Даже семечки. Но я должна поехать домой.
– Зачем?
– Как – зачем?! Затем, что я не могу здесь больше
оставаться!
– Ах, я институтка, – фальшиво пропел Хохлов, – я дочь
камергера! Я черная моль, я летучая мышь! Ты в этом смысле не можешь остаться?
– Я не могу остаться ни в каком смысле.
– Родионовна, ты дура, – решил Хохлов. – Я думал, что ты
умная, и ошибся. Я почти нашел того, кто убил Кузю. Почти нашел, Родионовна! Ты
знаешь, что прототипом Милона в комедии Фонвизина «Горе от ума» послужил князь
Юрий Николаевич Долгорукий-Эльстон?
– «Горе от ума» написал Грибоедов, – не моргнув глазом
поправила Родионовна. – Фонвизин написал «Недоросля». Кто был прототипом Милона
я не знаю, а прототипом Митрофанушки был Оленин, ставший впоследствии
президентом Академии наук.
– Садись, пять, – сказал Хохлов. – Ставлю в журнал, и в
четверти выходит пятерка! Поняла, Родионовна?
– Митя, что с тобой такое?
Он потянулся всем телом. Свитер задрался, стал виден голый
волосатый живот, Хохлов крякнул и стыдливо поддернул джинсы.
– А я сегодня одного щенка пристроил! В хорошие, надежные
татарские руки! А может, и узбекские! Но это совершенно неважно, потому что
главное, что они надежные! Ты какого хочешь отдать, Родионовна? Хотя нужно
сначала посмотреть, кто из них мальчик! У дэвочка дэти будит! Куда дэти денешь?
– Митя, что случилось?!
– Слушай сюда, Родионовна!
Он с размаху вытащил из принтера листок белой бумаги, рывком
поднял кресло, уселся в него и начал быстро писать.
– Смотри.
Она подошла и стала смотреть через его плечо. Так было
тысячу раз. Он быстро писал, решал ей уравнения математической физики, в
которых она плохо соображала, а Арина смотрела через его плечо, как он решает.
Она именно смотрела как, не вникая в суть, потому что ей очень нравилось, что
большая рука с обветренными и красными пальцами крепко держит тоненькую
шариковую ручку, завязывает в странные узлы странные математические символы, и
он оборачивается, блестит глазами, счастлив, что получилось «красиво»!
