Оглядевшись по сторонам, он нырнул под ленточки, сделал шаг
и остановился. Почему-то он думал, что увидит рыхлый и мягкий снег, вмятину от
тела и кляксы черной крови на сугробах, а оказалось, что площадка утоптана
десятком ног до совершенно ровного состояния, как будто на ней играли в футбол.
Не было никакой вмятины от тела, и кровавых следов тоже не было, только
какие-то пятна, затоптанные до такой степени, что не разобрать – кровь это или
грязь.
Хохлов вытащил из-за пазухи фонарик и снова нажал кнопку. На
этот раз фонарик загорелся, видно, отошел в тепле под курткой.
Тоненький луч прошелся по деревьям и кустам, едва торчавшим
из снега, задержался на пятнах и вернулся обратно.
Что здесь можно найти?! Как искать?!
Хохлов присел и посветил прямо перед собой. Снег со следами
башмаков, только снег, и больше ничего. Перчаткой Хохлов поводил по снегу,
ничего не обнаружил и передвинулся вперед.
Минут через семь зуб у него не попадал на зуб, спина
заледенела, и пальцы, державшие фонарик, застыли в скрюченном положении.
Естественно, он ничего не нашел.
Не нашел, будь оно все проклято!..
– Эй, послушайте!..
Хохлов вздрогнул, поднялся с корточек и накинул на голову
капюшон – для конспирации.
– Вам чего нужно? Вы кто? Вы не из нашего дома!
– Добрый вечер, – пробормотал Хохлов.
– И вам того же. Вы кто? Что вам здесь надо?
Женщина, крест-накрест перевязанная платком, как в фильмах
про войну, в старомодной цигейковой шубе и меховой шапочке пирожком, которая
выглядывала из-под платка, стояла на расчищенном тротуаре и смотрела на
Хохлова.
Он вздохнул.
– Ну-ка давайте отсюда! Или я милицию вызову!
Тут вдруг его осенило.
Как пишут в романах, решение пришло само собой.
– Я как раз и есть из милиции, – выпалил он и одернул куртку,
чтобы было похоже, что он из милиции. – Никого вызывать не нужно!
Женщина переступила валенками, скрипнул снег.
– А ищете чего? Или днем не нашли? Вот говорила я жильцам –
надо камеры везде ставить, а все богатые – жадные!.. Не нужны, говорят, нам
камеры у подъездов, хватит, мол, нам тех, что у ворот стоят! А по нынешним
временам не то что камеры – сторожа с собакой надо и ток электрический
пропустить! Вот и достукались! Человека убили!
– А… вы кто? – спросил Хохлов осторожно, и она махнула рукой
в теплой варежке.
– Да меня днем уж спрашивали ваши, из милиции! Валентиной
Петровной меня зовут, я здесь… ну, вроде домуправ! Это я вас вызвала утром,
когда Хаким, дворник, ко мне прибежал и говорит, что недалеко от первого
подъезда за углом человек мертвый лежит. Он со своей машиной поехал снег
чистить, ну и… доездился.
– А где он ездил? Вокруг дома? На снегоочистительной машине?
– Да на какой машине, сынок! Ну, у него штука такая есть,
снег в сторону кидает! Он ее везет, вроде как тачку, а она кидает, дорожки
чистит! Вот машину жильцы купили, – добавила дама с каким-то мстительным
удовольствием, – а камеру повесить дорого им!..
– Значит, человека нашел дворник Хаким, – подытожил Хохлов,
– и позвал вас. Вы прибежали и… в милицию стали звонить. Нам, то есть.
– Нет, сынок, я ведь ученая! Я перво-наперво вам позвонила,
а уж потом смотреть пошла. Я Хакиму-то сразу поверила! Он непьющий, аккуратный
такой, не брешет никогда. Одно слово – иноземец!
Хохлов не знал, какие он – как профессиональный сыщик! –
должен задавать вопросы, и поэтому задал очень глупый:
– А Хаким тут… ничего не трогал?
Валентина Петровна возмутилась:
– Да ваши-то ведь допрашивались у меня! Не трогала я ничего,
и Хаким не трогал! Да и как можно, труп ведь, господи прости!..
– Ну да, ну да, – поспешно согласился Хохлов. – И ничего
подозрительного вы не заметили?
– Да чего подозрительного, сынок! Ну, этого, убиенного,
вспомнила я, он тут у нас в одну квартиру приходил! Так все говорят, что хозяин
его и убил, не поделили они там чего-то, и тот этого в темечко и стукнул
хорошенько! И Наталья Пална видела, как дрались они, ввечеру еще! Этот тому как
даст, как даст, ну и упал он! Я сама не видала, а Хаким сказал, что голова у
него… прям с дыркой!
Тут Хохлов вдруг сообразил, что происходит нечто странное.
– Да не мог ваш Хаким голову с дыркой видеть! На голове
шапка должна быть! На улице мороз!
– Не было шапки, – страстным шепотом сказала Валентина
Петровна и оглянулась по сторонам. – Так и лежал, головой в снегу, и шапки при
нем не найдено! Ваши тоже про шапку все толковали, где, мол, головной убор и
все такое! А тот, который убил-то его, ну, который из этого вот подъезда,
солидный такой, все вашим говорил, что раньше он при ушанке был, я сама
слыхала!
«Это точно, – быстро подумал Хохлов. – Кузин серый кроличий
треух был известен всем еще со времен Института общей и прикладной физики».
– А Наталья Пална видела, что он упал и остался лежать?
– Вот чего не знаю, того не знаю, сынок! Ей тоже небось
интересу нету смотреть, как мужики дерутся! Она собачку свою подхватила, и в
подъезд! Собаки эти проклятые весь двор загадили, а ведь не убирает никто за
ними! Все дворники только! А им тоже дерьмо собачье подбирать больно надо!
Сколько раз я на правлении говорила, чтобы каждый за своей скотиной сам убирал,
так нет же! Никто не убирает! И кусты мне поломали!
– Какие кусты?
– Да вот же! – И она показала варежкой несколько
перемороженных обломанных былинок, торчавших из сугроба. – Только осенью
посадила, думала, к лету зацветут, и красиво будет: тут газон, тут клумба, а
тут живая изгородь вроде. Так нет, все переломали!
– Так небось переломали, когда тело осматривали!
– Нет, сынок! Я когда за Хакимом прибежала, кусты уж все
поломанные торчали. А ты чего ищешь-то на морозе на таком?! Вроде ваши уж все
нашли!
Хохлов посмотрела на нее и спросил задумчиво:
– А эта Наталья Пална из сорок пятой квартиры? И собака у
нее доберман, да?
– Из какой такой сорок пятой! Из восемнадцатой она квартиры!
И никаких твоих дубельманов я не знаю, не слыхала, а собака у ней называется
таксой. Милкой кличут.
Тут она вдруг как-то подозрительно на него посмотрела, и
Хохлов быстро отвернулся, будто изучая место преступления.
– Что-то лицо мне твое знакомо, – сказала она задумчиво.
– Город у нас маленький, – отговорился Хохлов. – Мы тут все
между собой знакомые!