Хохлов стряхнул пепел в кофейную чашку и одним глазом
поглядел на листок.
Пункт второй, собственно говоря, вот эти самые деньги и
есть. Очень много денег. Кто их упер?.. Кто мог их упереть, если никто о них не
знал, даже Вальмира Александровна! Иногда Хохлов утаивал от своей орлицы и
коршуницы некоторые финансовые дела. Утаивал, потому что был уверен, что есть
вопросы, о которых посторонним людям лучше не знать. Он часто работал с
провинциальными заводами, которые до сей поры расплачивались черным налом, и
ничего поделать с этим было нельзя! И неудобно, и стремно, и этот самый нал
нужно в руках нести, а потом еще на поезде везти или на самолете, но что тут
поделаешь!
Что поделаешь, если законы устроены таким образом, что
провинциальному заводу легче самому себя с молотка продать, чем соблюсти все
нормы и формы! Что поделаешь, если принцип «хочешь жить – умей вертеться» во
многих случаях имеет самый прямой и ясный смысл – если не успеваешь
оглядываться по сторонам, налетят лихие махновцы, отберут последнее, а самого
тебя порубят шашками в мелкий винегрет. Махновцы, как и в те лихие и далекие времена,
могли налететь неизвестно откуда – хоть из налоговой, хоть из администрации,
хоть из счетной палаты, Минфина, Минюста, а может, из ставки местных братков,
которые вознамерились на директорское место посадить своего человечка, а завод
перепрофилировать на выпуск дешевой водки!..
Хохлов, как большинство предпринимателей средней руки,
никакими деньгами не брезговал – наличные тоже брал, и перевозил, и переносил,
и трясся, если сумма была большая. Не столько за деньги, сколько за собственную
шкуру!.. Вот так и появились у него в сейфе сто тысяч долларов, которые он не
успел довезти до банковской ячейки.
Теперь попробуй объясни, что это за деньги, да откуда, да
почему наличные, и где на них документы, если всех документов – липовый
договор, в котором проставлена липовая сумма, да еще объясни так, чтобы того
самого директора не подвести, который ему, Хохлову, выплатил деньги черным
налом!
Сигарета обожгла пальцы, и Хохлов затолкал окурок в чашку.
Вот приедет Галчонок, даст ему за все эти окурки в чашке по башке и еще за то,
что он лежит, задрав ноги на диванный валик!..
«Я не знаю, что делать», – подумал Хохлов, и еще он в этот
момент подумал, что надо бы нажраться до потери сознания и таким, очень мужским
и понятным способом на время отодвинуть решение всех трудных вопросов.
Будет скандал, будет просто ужасающий скандал – Галчонок
терпеть не могла, когда он пил, караулила, провожала взглядом каждый стакан и
зудела о том, что он сопьется, что полстраны спилось, что у мамы на работе… что
у тети Зины на работе…
Поутру после попойки она его никогда не жалела, громко и
отчетливо выговаривала за то, что он, Хохлов, совсем распустился, скоро начнет
пропивать вещи и пропьет ее, Галчонка, нательный крестик и мамино колечко, что
алкоголизм требует лечения, что Хохлов слабовольный, коль не может раз и
навсегда бросить эту заразу.
Слабовольный Хохлов, пока она выговаривала ему, сидел на
кровати, держал руками голову, чтобы не раскололась, большими пальцами еще
придерживал глаза, чтобы не вылезли из орбит, качался из стороны в сторону и
мечтал, чтобы Галчонок куда-нибудь сгинула вместе с ее холодным и острым, как
гвозди, голосом, который впивался ему в череп.
Пить дома нельзя. Нужно опять ехать к Димону или на худой
конец к Родионовне. У Лавровских тоже нельзя, там Света в некотором роде еще
хуже Галчонка. Света в обличительных речах всегда нажимала на детей и их
бедственное положение при папаше-алкоголике и его пьющих дружках!..
Хохлов сел. Теперь его занимал только один вопрос: как бы
быстро и аккуратно напиться. Он даже представил себе стакан, круглый такой, с
тяжелым дном, и в нем на три четверти виски – самый легкий путь к свободе!..
Виски в доме нет и быть не может, Галчонок повывела все
запасы. Придется бежать в гастроном на площади, который нынче стал называться
супермаркетом, но Хохлов отлично помнил, как в незапамятные времена за десять
копеек там можно было купить молочный коктейль с легкой кружевной пенкой,
которая поднималась над краем граненого стакана, и от одного вида этой пенки у
маленького Хохлова начинали течь слюнки, а десять копеек были не всегда!
Хохлов проворно спустил ноги с дивана, скомкал лист, на
котором недавно написал «Кузя» и «деньги». Нужно спешить, ибо неизвестно, когда
прибудет Галчонок.
Он был уже в куртке, когда в дверь позвонили. Он на секунду
замер, потом длинно и неслышно выругался сквозь зубы, но делать было нечего,
только покориться. Он покорился и открыл.
– Мить, – с порога сказала Ольга Пилюгина, тяжело дыша. –
Мить, они забрали Димона и думают, что это он убил Кузю.
– Кто?! – изумился Хохлов.
Он моментально позабыл про виски, про гастроном, про
молочный коктейль, про все на свете. Ничего подобного он не ожидал.
Ольга сделала шаг, но не вошла, а привалилась плечом к
косяку. У нее было бледное лицо, и только щеки горели с мороза.
Они стояли, смотрели друг на друга и молчали, а потом она
спросила:
– Ты что, уходишь? Или только пришел?
– Я? – удивился Хохлов. Он лихорадочно соображал, кому и как
могло прийти в голову, что Пилюгин убил Кузмина.
Да ну, бред, бред!..
– Можно мне войти?
– Ну конечно! – спохватился Хохлов. – Кто его забрал?!
Когда?! Куда?
– В милицию. – Ольга вошла, скинула яркую белую шубу и
почему-то не повесила ее на крючок, а бросила на обувную полку. – Его допросили
и увезли. Митя, это ужасно! И пепельница еще!..
Она прошла в комнату, села на диван, взяла хохловские
сигареты и закурила.
Хохлов продолжал стоять и таращиться на нее в растерянности.
– Подожди, я не понял ничего, – сказал он наконец. – Ты мне
толком…
– Да что там объяснять! – крикнула Ольга и махнула рукой.
Сигарета выпала у нее из пальцев и покатилась по ковролину. Она подобрала ее,
сунула в рот и еще раз глубоко затянулась. – Утром он пошел на работу, милиция
к тому времени уже приехала. Он увидел… Кузю… и…
– Оля!
– Да, – быстро среагировала она. – Я не заплачу. Я не
заплачу, не волнуйся. Он им сказал, что Кузя вечером был у нас, а потом ушел.
Он сказал, что провожал его.
– Я понял, понял, дальше что?!
– Господи. – Ольга закрыла лицо ладонями. Сигарета дымилась
между пальцами. – Господи. Зачем он пошел его провожать?!
– Оля!
– Какая-то соседка видела, что они долго стояли у подъезда,
а потом… потом… подрались. Димон Кузю стукнул, Кузя упал. Больше она ничего не
видела, потому что испугалась и убежала домой. Так она сказала… милиции.
