И он вспомнил об Арине, как будто озарение пришло.
Скорее всего, так и есть. Скорее всего, деньги у нее. Нужно
просто пойти и взять их. Это несложно.
Дрожащей рукой он вытер со лба испарину, натянул кроличий
треух двадцатилетней давности и застегнул куртку, которую даже не снял, – вот
отчего ему было все время жарко! Потом раскопал на разгромленном письменном
столе портфельчик с надорванной подкладкой, сунул его под мышку, вышел и
осторожно прикрыл за собой дверь.
Бабка наверняка уже дрыхнет, и будить ее нельзя. Впрочем,
какая разница! Она все равно ничего не поймет.
Снизу лестница чуть подсвечивалась жидким светом с первого
этажа, и он стал спускаться по ней, скользя крепкой рукой по перилам.
У него есть еще одно важное дело. Придется сначала доделать
его, а потом вплотную заняться поиском денег.
Он улыбнулся.
Он найдет деньги и заживет, и ему будет наплевать на город,
и…
… и тут она вдруг открыла глаза, очень сонные и недовольные,
и посмотрела на мужа.
– Ну что? – спросил он и присел на край кровати.
Ему хотелось еще раз ее поцеловать, и он раздумывал, как бы
это сделать половчее, потому что, как пить дать, целоваться она не станет,
будет уворачиваться, закрываться одеялом и бубнить, что у нее не вычищены зубы.
– Что?
– Я ухожу.
– Скатертью дорога, – пожелала нежная супруга и зевнула. – А
сколько времени?
– Восемь семнадцать.
– Димон, – сказала Ольга, села и пригладила руками короткие
волосы на две стороны, отчего стала похожа на приказчика из бакалейной лавки,
какими их показывают в фильме «Рожденная революцией», – почему ты не можешь
сказать, как все люди?! Почему ты не можешь сказать, что сейчас двадцать минуть
девятого?
– Потому что сейчас восемь семнадцать, – ответил Пилюгин, во
всем любивший ясность и точность. – А Степка сегодня в школу вообще не идет?
– Не-а, – протянула Ольга и опять зевнула, – у них две
физры, две математики и какой-то странный предмет под названием ОБЖ.
Математичка болеет, на лыжах в такой мороз нельзя, а ОБЖ можно и пропустить.
Никак не могу запомнить, что это за предмет!..
– Основы безопасности жизнедеятельности. Бывшая НВП, то есть
начальная военная подготовка.
– Все-то ты знаешь, – сказала Ольга, потянулась и обняла его
за шею горячими со сна руками. – Даже то, что ОБЖ – это бывшая НВП!
– Все равно ребенок должен ходить в школу, – заявил Димон и
потерся щекой о ее руку. – Ты неправильно его воспитываешь. У него должны быть
ответственность и чувство долга.
– А у тебя есть ответственность и чувство долга?
– Сколько хочешь.
– Тогда сходи на собрание. Они решают вопрос про телевизор в
кабинете биологии. Уже год решают. Никто не хочет деньги сдавать. Я говорю –
давайте мы купим, да и дело с концом.
Димон за руку притянул ее к себе, так что щекой она
прижалась к ворсистой ткани его «офисного» пиджака. По причине невычищенных
зубов дышать Ольга все время старалась в сторону, так что он видел только ее
щеку.
– И что?
– Да ничего. Родительский комитет против. Если мы телик
купим, получается, что все остальные ни при чем, и гороно может усмотреть в
этом взятку, которую мы даем биологичке.
Пилюгин подумал.
– Дикость какая-то.
– А что делать, Димон? Мне препирательства надоели хуже
горькой редьки, и на собрание я не пойду, хотя у меня тоже есть ответственность
и чувство долга!
– Нет у тебя ничего такого.
Он медлил, ему не хотелось уезжать, и Ольга моментально это
поняла, потому что придвинулась поближе, сунула руки ему под пиджак и зачем-то
укусила за узел галстука. Потом она вспомнила про свои зубы и опять стала
дышать в сторону.
Через ее плечо Пилюгин посмотрел на часы. У него было еще
минут пятнадцать, после которых начнется «опоздание», а опаздывать ему не
хотелось. День предстоит трудный – много объяснений и сложных разговоров.
Или… наплевать?..
Он поцеловал ее в ухо, которое оказалось ближе всего, и еще
в макушку, а потом она наклонила голову так, чтобы он поцеловал в шею, и он
стал целовать ее в шею, и в этот момент решил – наплевать! Наплевать! Ну,
опоздает и опоздает, подумаешь! В первый раз, что ли!
Ольга опять все поняла, хотя он не сказал ни слова. Им,
прожившим вместе пятнадцать лет, слова не требовались.
– Сейчас, – сказала она, выпростала ноги из одеяла,
отбежала, нашарила что-то в ящике и вернулась счастливая. От нее теперь сильно
пахло мятой.
– Ты что, слопала тюбик с пастой?
– Какая тебе разница!
А и вправду! Никакой разницы ему нет, и если ей нравится
пахнуть мятой, пусть пахнет, он согласен. Он практически на все согласен.
Жена быстренько стащила с него галстук, расстегнула рубашку
и стала целовать его в грудь короткими, быстрыми, горячими поцелуями.
– Мы помнем твой пиджак.
– Шут с ним.
– Нет. Ты и так все время мятый. Вот почему ты становишься
мятым через пять минуть после того, как я все погладила?!
Он не отвечал, он был очень занят и еще помнил про то, что у
них есть всего пятнадцать минут, но какое это имеет значение! Даже если бы в
запасе у него было не пятнадцать минут до работы, а пятнадцать секунд до конца
света, он бы точно знал, как потратить эти драгоценные секунды.
Ольга терлась о него, целовала и, кажется, даже похрюкивала
от счастья. Потом отстранилась и сказала с эдаким женским кокетством, с полным
сознанием своего могущества и власти над ним:
– Тебе же нужно на работу!
– Подождет моя работа.
Иногда с ними такое бывало, словно приливная волна
накатывала, сбивала с ног и накрывала их с головой. Вдруг становилось
невмоготу, и ничего с этим невозможно было поделать, только бы получить друг
друга в безраздельное владение, хоть ненадолго, хоть на пять минут, но
получить, и прямо сейчас!..
Так было в далекой юности, и так осталось до сей поры,
только к этому чувству добавились еще полное знание друг друга и уверенность в
том, что второй не подведет, не подкачает, что ему это так же важно и нужно.
Офисные брюки свалились с кровати на пол, звякнула пряжка
ремня, и Пилюгин подумал, что, в отличие от всех остальных мужчин, которые
кем-то понимающим считались полигамными, он никогда не хотел других женщин.
Только эту.
