– Тебе, Кузмин, как будущему молодожену, это, конечно,
покажется странным, но никто меня ниоткуда не выгонял, – злобно сказал Хохлов.
– Димон, я иду спать!
– Ольга тебе постелит.
– Я давно постелила, – раздался из-за двери приглушенный
голос. – Вы перестали драться или еще будете?
– А я домой пойду! Чего мне по чужим хоромам ночевать? –
заявил Кузя.
– Да тебя и не приглашает никто, – пробормотал Хохлов.
– Я тебя провожу, – предложил Димон Кузе. – Еще два слова
скажу!
– Какие еще два слова, все равно ничего… – голосом ломаки и
строптивца начал Кузя, но Пилюгин уволок его в коридор, и бормотание стало
неразборчивым.
– Всем пока! – неизвестно зачем объявил Хохлов и потащился
по широкому и светлому коридору в сторону гостевой спальни, где он тысячу раз
ночевал, трезвый, пьяный, счастливый, несчастный, озлобленный на весь мир,
любящий все человечество, раздавленный в прах, готовый к свершениям, унылый,
веселый, какой угодно.
В спальне он стянул с себя одежду, пошвырял ее в кресло,
решил, что душ принимать не станет – все равно ведь спать одному! Стоя в одних
трусах, изучил себя в зеркале, очень от этого расстроился, упал на кровать и
стал думать о том, что Кузя кретин, а у Димона, пожалуй, сложное положение.
Еще он подумал о том, что у него самого тоже положение не
так чтобы суперлюкс, потому что пролететь с таким заказом, как фанера над
Парижем, он не может себе позволить, значит, должен или прибить Кузю насмерть,
или найти другую контору для обсчета его драгоценных труб, а времени на это
оставалось маловато. Да еще и не всякой конторе такие сложные расчеты можно
доверить.
Еще Хохлов подумал о том, что Родионовна тоже влипла, потому
что жить с Кузей невозможно, он лампочку и ту не умеет вкрутить, и даже думать
об их совместной жизни противно, и Хохлов решил не думать, но все-таки думал, а
потом пришел Кузя и стал вкручивать в люстру лампочку с противным
продолжительным звуком – вж-жик, вж-жик…
– Пошел ты!.. – сказал ему Хохлов и проснулся.
В комнате не было никакого Кузи, и лампочек, как это ни
странно, никто не вкручивал. Из кучи одежды, валявшейся на кресле, звонил
мобильный телефон, заходился длинным жужжанием.
Хохлов посмотрел на часы. Третий час – самое глухое и
мрачное ночное время.
Кого разбирает звонить в третьем часу ночи ему на
мобильный?!. Или номером ошиблись?!
Сделав над собой все необходимые усилия, он выбрался из
теплой постели, увяз ногой в одеяле – в этом доме любили толстые, теплые,
безразмерные одеяла – и взял трубку в ту секунду, когда телефон перестал
звонить.
«Непринятый вызов» было написано на экранчике, и Хохлов
собрался было послать телефон куда подальше, но тут снова зажужжало – вж-ж,
вж-ж!..
– Але! – сказал он в трубку. – Але, чего вам надо среди
ночи?!
– Хохлов? – спросили из трубки очень по-деловому и как-то
буднично, словно не было ничего странного в том, что у человека в третьем часу
из мобильного телефона спрашивают фамилию.
С Хохлова мигом слетел весь сон:
– Да.
– Дмитрий Петрович?
Он помедлил.
Мать или отец, пронеслось в голове стремительно и закрутилось
водоворотом. Кто из них?..
– Але, это Хохлов Дмитрий Петрович?
– Да.
– Так приезжайте. Контору вашу ограбили.
Хохлов ничего не понял.
– Вы чего, не проснетесь никак, что ли? Из милиции с вами
говорят! Приезжайте, ограбили вашу контору! Сигнализация сработала! Без вас мы
не обойдемся. А вы где? Далеко?
От облегчения, оттого что – господи, спасибо тебе! –
всего-навсего ограбили его контору, Хохлов сел в кресло, прямо на кучу одежды,
и вытер совершенно сухой лоб.
– Але, вы меня не слышите? Или слышите?!
– Слышу.
– Вы где? Долго вам ехать?
– Пять минут, – ответил Хохлов. – Сейчас приеду. А вы ничего
не путаете? Точно мою контору ограбили?
– Послушайте, мужчина, – сказал голос в трубке, – мы ничего
не путаем. Офис научно-производственного объединения «Технологии-21» по адресу:
улица академика Иоффе, один. Это ваш?
– Мой, – признался Хохлов. – А правда, «Технологии-21»
глупейшее название?
Он еще не отошел от испуга, но голос в трубке не мог этого
знать.
– Чего?
– Ничего, извините, – быстро сказал Хохлов. – Я буду минут
через пятнадцать, я тут недалеко.
– Да уж постарайтесь.
Он быстро одевался и ни о чем не думал.
Ну, ограбили и ограбили, мало ли что!.. А может, ложная
тревога. Впрочем, у него в конторе и красть особенно нечего! Офис – несколько
комнат, где сидят секретарша, несколько инженеров, парочка юристов, Лавровский,
работа которого заключается в том, что он должен обновлять и корректировать
сайт компании, и престарелая бухгалтерша в шали и пластмассовых очках.
Бухгалтершей Хохлов особенно гордился, потому что она была коршуном. Орлом она
была. Вернее, орлицей.
Вальмира Александровна – так ее звали, и, видит бог, она
решительно не могла бы быть Марией Ивановной или Настасьей Петровной. Она
являлась виртуозом бухгалтерских отчетов, и нынешние профурсетки в подметки ей
не годились! Она знала наизусть все нормативные акты, все формы отчетности и
все время с энтузиазмом познавала новые, как поэму читала. Она вела дела
Хохлова с филигранной четкостью, как турецкий лоцман ведет по Босфору
американский авианосец, и ни разу не напоролась на мель. Хохлов знал по крайней
мере два случая, когда нечистые на руку конкуренты, акулы капитализма, так
сказать, пытались подкупами и посулами переманить могущественную Вальмиру на
свою сторону, но она осталась ему верна, и эта ее вера щедро оплачивалась
шефом. На Восьмое марта Хохлов первым делом покупал подарок ей, а уж потом всем
остальным женщинам его жизни.
Он улыбнулся, натягивая штаны. А если и в самом деле украли
что-то нужное?.. Компьютер, к примеру, или ее драгоценную бухгалтерскую базу?
Вот тогда будет шум на весь мир, вот тогда она себя покажет, его любимая и
незаменимая! Придется ментам на самом деле жуликов поискать, иначе орлица
Вальмира их живьем склюет!
Он натянул свитер, на ощупь умылся в ближайшей ванной,
вытерся полотенцем для рук, выдавил на указательный палец немного пасты и потер
зубы – почистил вроде. Чище они, конечно, не стали, но во рту посвежело, и на
том спасибо!
Он вышел в коридор, постоял, прислушиваясь, и, крадучись,
стал пробираться к двери.
