– Я не могу мыслить подобными категориями, – возразил
Дронго, – помните песню: «Если кто-то кое-где у нас порой честно жить не
хочет»? Слишком много допущений, ведь при социализме не должно быть
преступников, они всего лишь родимые пятна капитализма. А меня интересует, кто,
где и когда, более конкретно.
Она улыбнулась.
– Что вы от меня хотите? Чтобы я назвала вам имя возможного
пособника убийцы? Я не знаю. Я доверяю всем нашим людям. И я верю, что мои дети
не могли желать смерти своему отцу, как и я сама. Даже в мыслях. Поэтому я вам
ничего не могу сообщить.
– А ваша дочь. Вы сказали, что она уже вернулась из
Швейцарии?
– Да, она сейчас дома. Наверху, на втором этаже. Мы можем
позвать ее.
– Я задам вам два последних вопроса. В последние месяцы
ничего необычного не происходило? Может, были какие-то угрозы в ваш адрес или в
адрес детей?
– Нет, ничего. Никаких угроз. Я бы сразу о них сказала
Мастану.
– Последний вопрос. Как вы считаете, Иосифа Яковлевича не
тяготит его работа в окружении таких вице-президентов? Если даже вы считаете их
назначение не самым лучшим решением вашего супруга, то, возможно, также думает
и Бергер?
– Наверняка, – кивнула она, – более того, я даже убеждена,
что он так и думает. Но это единственный человек, который не вызывает у меня
никаких подозрений. Он для этого слишком порядочный профессионал. Я ответила на
ваш вопрос?
Глава тринадцатая
Тамилла Гасанова вышла из комнаты. Дронго взглянул на
Вейдеманиса.
– Чем дальше в лес, тем больше дров, – задумчиво и тихо
произнес Эдгар, – впервые в жизни начинаю думать, что не хотел бы стать
олигархом. Слишком сложно. Когда у тебя миллиард, «крыша» действительно может
поехать. И тебе покажется, что ты можешь решать все проблемы. А на самом деле
все это фикция.
– Они все знали друг о друге. И все делали вид, что ничего
не знают. Так и жили, обманывая друг друга, – печально согласился Дронго, – а в
такой обстановке может произойти все, что угодно. Предательство, ложь,
недоверие, недосказанность, невысказанность. Все это копилось годами и в один
момент прорвалось.
Они услышали шаги спускающихся по лестнице женщин. Тамилла
вошла первой. Следом за ней вошла совсем молодая девушка. На вид ей было даже
меньше, чем двадцать два. Очень худая, среднего роста, похожая больше на отца
своим вытянутым лицом. Она была в джинсах и светло-зеленой майке. Девушка
мрачно смотрела на гостей.
– Это наша Айгюн, – нервно сказала мать, – а это наши гости,
– показала она на поднявшихся мужчин, – ты можешь поздороваться, – сказала она,
обращаясь к дочери.
– Здрасте, – кивнула Айгюн обоим и, не дожидаясь ответа,
прошла и уселась напротив них за столом. Мать села рядом. Мужчины устроились
напротив.
– У них к тебе несколько вопросов, – сказала мать.
– Меня уже допрашивают? – осведомилась дочь.
– Как тебе не стыдно! Эти люди приехали сюда по просьбе
твоего отца. Он хочет выяснить, кто пытался его убить.
– Список может получиться длинным, – сказала Айгюн, – нужно
взять поименный список всех его компаний и начать проверку. В алфавитном
порядке. Он ведь у нас олигарх, значит – капиталист, буржуй недобитый. И все
пролетарии на его предприятиях должны ненавидеть своего хозяина. Это классовая
борьба, мама.
– Откуда вы знаете о классовой борьбе? – неожиданно спросил
Дронго, – когда распался СССР, вам было только четыре годика. Откуда вы можете
знать о том, как пролетарии ненавидят своих хозяев?
– А я училась в Швейцарии. Там у нас учитель истории был
левый радикал. Он нам больше рассказывал об идеях Маркса и борьбе классов, чем
о скучной истории самой Швейцарии, в которой уже столько лет ни было ни войн,
ни революций.
– Опасно вбивать такие идеи в головы несозревших молодых
людей, – заметил Дронго, – я тоже абсолютный левак по своим убеждениям, но я не
требую немедленно убивать всех буржуев, включая вашего отца.
– Вы издеваетесь? – нахмурилась девочка.
– Ни в коем случае.
– Какой вы левак? Вы типичный наемник, работающий за деньги
моего отца.
– Айгюн, как тебе не стыдно! Извинись немедленно.
– Не нужно, – улыбнулся Дронго, – она права. Но меня наняли,
чтобы я попытался защитить вашего отца и найти убийцу. Разве торжество
справедливости не является идеальной мечтой каждого порядочного человека?
– Вы убеждены, что являетесь посланцем добрых сил? –
насмешливо уточнила Айгюн.
– Нет. Я убежден, что явился в мир для противодействия
темным силам. И не мир принес я вам, а меч. Это из Библии, вы должны были
изучать ее в Швейцарии. Но если вы считаете справедливым, чтобы вашего отца
убили, как это сделали с вашей собакой, то я не стану больше возражать.
Она покраснела и посмотрела на мать. Та сидела молча, глядя
перед собой.
– Это нечестно, – убежденно произнесла Айгюн, – вы извратили
мои слова и поставили меня перед заведомо проигрышной дилеммой.
– А вы научитесь дискутировать так, чтобы вас не могли
загнать в угол, – возразил Дронго, – в этом и состоит умение риторики.
– Вы златоуст, – поняла девушка, – и с вами невозможно
спорить. Лучше я буду отвечать на ваши вопросы. Скажите, что вы хотели у меня
узнать?
– Начнем с того, что мы хотели с вами сначала познакомиться.
Это первое. Во-вторых, уточнить некоторые детали происходивших в последнее
время событий. Это второе. И наконец, мы не думали сразу начинать с выяснения
наших отношений.
– Ладно, – сказала Айгюн, – я была не права. Вы и так уже
положили меня на лопатки. Что вам нужно? Спрашивайте скорее.
Нужно было видеть удивленное лицо матери. Очевидно, она
давно не слышала подобных слов от своей дочери.
– Вы знаете, что именно произошло в вашей семье?
– Конечно, знаю. Какой-то мерзавец отравил белье, которое
постелили в спальне моего отца. В результате погиб Марчелло и заболела наша
домохозяйка Сария. Вы об этом хотели меня спросить?
– Не только, – он хотел сказать и про погибшую прачку, но
увидел, как сделала отрицательный жест рукой ее мать. И поэтому не стал ничего
добавлять.
– Что значит не только? – нахмурилась Айгюн.
– Ваш отец вынужден был уехать из Москвы и остановиться в
вашем швейцарском доме. Вы достаточно взрослая, чтобы понять, как велика была
опасность, угрожавшая вашему отцу, если он принял такое решение.
– И поэтому мне не разрешают выходить и встречаться со своим
парнем? – встрепенулась Айгюн.
