— Значит, идею встречи со мной вам подала Эсмира?
— Да. Она предложила мне приехать и поговорить с вами.
Уверяла, что вы меня поймете.
— И как вы думаете, мне это удалось?
— Безусловно. В ваших глазах я видела понимание моей боли,
моего состояния. А для меня такое понимание сейчас — самое важное.
— Я могу поговорить с матерью Парвиза?
— Она в ужасном состоянии, но я попытаюсь ее уговорить.
Только недолго. Не нужно тревожить несчастную женщину.
— Договорились. У меня последний вопрос: у него были
какие-нибудь совместные коммерческие интересы с братьями?
— Разумеется, нет. По-моему, они его даже не очень любили.
Никаких коммерческих дел они совместно не вели, это абсолютно точно. И даже
разговоров на подобную тему не было, это я точно знаю.
— Спасибо, — сказал Дронго и предусмотрительно поднялся с
предательски заскрипевшей скамьи.
— Она сейчас в доме?
— Да. Идемте за мной, я провожу вас в дом, — предложила
Нармина. Когда они вышли из беседки, Нармина вдруг тихо сказала:
— Мне кажется, Эсмира в вас влюблена.
Глава 17
Они прошли к дому. Нармина провела его через две комнаты, в
которых сидели мужчины и женщины. В небольшой комнате, находившейся рядом с
кухней, была спальня матери Парвиза, очевидно, оборудованная здесь специально
для нее, чтобы она не поднималась на второй этаж.
Дронго вошел в комнату, наполненную запахом лекарств. Пожилая
женщина сидела на кровати с потухшими, красными от слез глазами. Он иногда
встречал такие глаза — они выражали крайнюю степень горя, когда человек словно
переходит некий порог чувствительности. Она даже не посмотрела в его сторону,
когда он вошел. Стоявшая рядом медсестра укоризненно покачала головой. На стуле
сидела еще одна пожилая женщина. Оказалось, это была сестра матери убитого.
В углу стоял столик с небольшим цветным телевизором. Другой
угол занимала палка старухи, сделанная из полированного дерева. Дронго подошел
к палке. Это было настоящее произведение искусства. Очевидно, палку покупали за
большие деньги или заказывали специально для больной пожилой женщины. Он
повернулся к кровати и поклонился.
— Арзу-ханум, это друг Рагима и Эсмиры, — представила его
Нармина. — Он хочет с вами поговорить.
Старуха подняла глаза. Ей было не так много лет. В Баку
женщины жили по восемьдесят лет и даже по девяносто. Ей не было даже
семидесяти, но на него смотрела разбитая горем глубокая старуха.
— Простите меня, — сказал Дронго, не смея сесть. — Я хочу
выразить вам свои соболезнования.
Она молча кивнула. Задавать любые вопросы в таком положении
было абсолютно невозможно. Попрощавшись, он вышел из комнаты. Нармина
последовала за ним.
— Я не могу говорить с ней, — признался Дронго, — она в
таком состоянии, что ее лучше не трогать.
— Да, лучше… У нее еще обострился радикулит, наступила
сердечная недостаточность. Просто не знаю, как ей и помочь.
— Она ходила по даче?
— Конечно, ходила с палочкой. В последние дни она
чувствовала себя неплохо. Если бы не младший сын, она бы еще жила много лет.
— Горе способно укоротить нашу жизнь, а счастье — продлить
годы, — произнес Дронго неожиданно даже для самого себя. — Извините меня, я
лучше уйду.
Нармина кивнула. Он вышел из дома и увидел Рагима Самедова,
стоявшего в группе мужчин.
— Я еще вернусь, — сообщил ему Дронго.
— Я останусь пока тут — очень много людей приехало, мне
нужно их принимать. Сейчас и Анвер подойдет. А на даче остался Бахрам. Эсмира в
доме. Если вам что-нибудь будет нужно, они вам помогут.
— Спасибо. Я поговорю с вашей женой, — сообщил Дронго,
направляясь к дому Эсмиры.
Он увидел Бахрама, мывшего автомобиль. Прошел в дом,
поднялся по лестнице в гостиную. На столе стояла небольшая статуэтка,
изображавшая семью, — отец, мать и ребенок застыли в танце. Композиция была так
искусно вырезана из цельного камня, что Дронго невольно залюбовался. И в этот
момент услышал голос за спиной:
— Это камень из Африки. Нам его привез друг Рагима, дипломат
из Египта.
Дронго обернулся. Эсмира успела переодеться и спустилась в
гостиную в светло-сером платье с золотистым отливом.
— Да, я купил похожую в Сан-Сити, в Южно-Африканской
Республике, — кивнул он.
— Вы были в ЮАР?
— Где только я не был! Объездил почти все континенты, был в
семидесяти странах…
— Почти все… — повторила она, подходя к нему ближе. — А где
вы не были?
— В Антарктиде и в Австралии. Но надеюсь, что попаду и туда.
— Что вам пообещал мой муж? Он говорил о вашем гонораре?
— Нет, мы обсуждали возможности моей работы.
— Значит, вы сами не позволили заговорить о деньгах, —
поняла она.
— Возможно, — согласился Дронго, — но, поверьте, мне меньше
всего хотелось об этом думать.
Она подошла совсем близко. Он почувствовал запах ее волос,
аромат духов.
— Новый запах от «Армани»?
— А вы по-прежнему душитесь «Фаренгейтом»? — откликнулась
она. И продолжала: — Вы знаете, я думаю, что аромат парфюма меняется в
зависимости от того, кто его употребляет. Вам подходит «Фаренгейт». Хоть он и
старомоден, но вызывает приятные ассоциации. Кроме того, он агрессивный и
вызывающий. Это в вашем стиле, хотя рядом со мной вы почему-то теряете свой
напор. Я много слышала о вас, но не думала, что вы окажетесь таким робким.
— Это вызов?
— Да! — Она придвинулась еще ближе. Теперь они стояли, чуть
ли не прижавшись друг к другу.
— Весь вечер вы бегаете по дачам, пытаясь выяснить, кто мог
ударить двоюродного брата моего мужа, — прошептала она. — Я открою вам секрет:
его могла ударить любая из нас. И он этого вполне заслуживал!
— Мне показалось, что вы не всегда были откровенны, — сказал
Дронго, глядя ей в глаза.
Она сделала шаг назад:
— Что вы хотите сказать?
— Вы намеренно вызвали Нармину к своей матери, чтобы она
рассказала мне о своем муже. — Он не спрашивал — он констатировал факт.
— Да, — с вызовом сказала она, — именно так! Я хотела, чтобы
вы выслушали его жену и поняли, какой человек погиб. Он вел себя не просто
безнравственно — он вел себя вызывающе нагло. И наверно, где-то наверху ангел
смерти решил, что его пора забирать. И его забрали. Надеюсь, что родственники
простят мне такое кощунство.
