Фокс снова пересек улицу и вошел в контору через парадный вход. Лейла сидела за своим столом. Она посмотрела на него, потом отвела взгляд.
—У тебя на столе заметки. Двухчасовая встреча перенесена на следующую неделю.
Он подошел к ней, протянул цветы.
—Прости.
—Очень красивые. Поставлю их в воду.
—Прости, — повторил он, когда Лейла встала и проскользнула мимо.
Она замерла, всего лишь на мгновение.
—Ладно. — Лейла взяла цветы и удалилась на кухню.
Ему хотелось сделать вид, что ничего не произошло. К чему ворошить прошлое? Какой в этом смысл? Речь ведь не о доверии, а о боли. Разве он не имеет права на собственную боль? Резко повернувшись, он прошел на кухню, где Лейла набирала воду в вазу.
—Послушай, неужели обязательно выворачивать себя наизнанку, демонстрировать кишки? Это так необходимо?
—Нет.
—Мы не обязаны знать друг о друге все до мелочей, черт возьми.
—Нет, не обязаны. — Лейла принялась ставить нежные зеленые стебли в воду, по одному.
—Мне приснился кошмар. Страшные сны мне снятся с самого детства, насколько я помню. Нам всем снятся.
—Знаю.
—Это такой способ развязать мне язык? Соглашаться со всем, что я говорю?
—Это способ держать себя в руках и не послать тебя подальше.
—Я не хочу ссориться.
—Как бы не так. Именно этого ты и хочешь — но не получишь. Не заслужил.
—Господи Иисусе! — Он вихрем пронесся по маленькой комнате, в приступе ярости ударил кулаком по шкафчику. — Она умерла. Карли умерла. Я ее не спас, и она умерла.
Лейла оторвала взгляд от солнечных цветов в ярко-синей вазе.
—Я тебе сочувствую, Фокс.
—Не надо. — Он прижал пальцы к глазам. — Помолчи.
—Не расстраиваться из-за того, что ты потерял человека, который для тебя так много значил? Спокойно смотреть на твои страдания? Чего ты от меня хочешь?
—В данный момент я сам не знаю. — Он опустил руки. — Мы познакомились весной, когда мне еще не исполнилось двадцати трех. Я учился в Нью-Йорке, на юридическом факультете. Она — на медицинском. Хотела работать в неотложной медицине. Познакомились на вечеринке. Стали встречаться. Время от времени. Сначала нерегулярно. Оба были очень заняты, учились. На летних каникулах она осталась в Нью-Йорке, а я уехал домой. Несколько раз приезжал к ней, потому что дело принимало серьезный оборот.
Фокс сел за кухонный стол. Лейла открыла холодильник, но достала из него не колу, а две бутылки воды для него и для себя.
—Осенью мы стали жить вместе. Дрянная квартирка — только такую могут себе позволить студенты в Нью-Йорке. Но нам нравилось. Ей нравилось, — поправил себя Фокс. — В Нью-Йорке я всегда чувствовал себя немного не в своей тарелке, нервничал. Но ей нравилось там, а значит, и мне, потому что я ее любил. Я ее любил, Лейла.
—Знаю. Поняла по твоему голосу.
—Мы строили планы. Долговременные, роскошные планы — сама понимаешь. Я не рассказывал ей о Холлоу и о том, что за этим кроется. Убеждал себя, что во время последней Седьмицы мы остановили безумие. Все закончилось, и рассказывать нет нужды. Хотя подозревал, что это неправда. А когда сны вернулись, окончательно убедился. Потом позвонил Кэл. До окончания семестра оставалось несколько недель, я работал секретарем в суде. У меня была Карли. Но я должен был вернуться. Поэтому я солгал ей, придумал фальшивый предлог. Неотложные семейные дела.
Хотя не совсем фальшивый, подумал он теперь — как и тогда. Холлоу был его семьей.
—Несколько недель я ездил туда-сюда, между Нью-Йорком и Холлоу. Громоздил горы лжи. Использовал свои способности, чтобы прочесть мысли Карли и понять, какая ложь действеннее.
—Почему ты ей не рассказал, Фокс?
—Она бы ни за что не поверила. У нее не было фантазии. Карли была человеком научного склада. Возможно, именно это меня привлекало. Я убеждал себя, что она не в состоянии поверить. Но это была лишь одна из причин, очередная ложь.
Он умолк и ущипнул себя за переносицу, чтобы снять напряжение.
—Я хотел убежать от всего этого. Мне была необходима практичность и приземленность Карли, все то, что она привносила в наши отношения. Поэтому, когда наступило лето и я понял, что должен быть здесь, то стал придумывать новые предлоги, снова лгать. Мы ссорились. Я считал: пусть лучше злится на меня, чем все это затронет ее. Сказал, что нам нужно немного отдохнуть друг от друга и что я уеду домой на несколько недель. Мне нужно побыть одному. Она страдала, но я оправдывал себя тем, что защищаю ее.
Он сделал большой, медленный глоток воды.
—Все пошло наперекосяк еще до седьмого дня седьмого месяца. Драки, поджоги, вандализм. Мы с Кэлом и Гейджем были заняты. Я позвонил Карли. Не следовало этого делать, но я позвонил. Сказал, что скучаю, что через пару недель приеду. Я так хотел услышать ее голос...
—Она приехала, — сказала Лейла. — Карли приехала в Хоукинс Холлоу.
—На машине из Нью-Йорка, накануне нашего дня рождения. Узнала дорогу на ферму и заявилась прямо туда. Меня не застала. В то время у Кэла был дом в городе, и я жил там. Карли позвонила с кухни на ферме. Неужели я думаю, что она пропустит мой день рождения? Я пришел в ужас. Она была чужой, и ей не следовало приезжать. Я приехал на ферму, но Карли осталась непреклонна. Мы должны объясниться. В любом случае, нам нужно объясниться. Что я мог ей сказать?
—И что ты ей сказал?
—Слишком много, но все же недостаточно. Она мне не поверила. Подумала, что у меня нервное перенапряжение. Хотела, чтобы я вернулся в Нью-Йорк и прошел обследование. Тогда я подошел к газовой плите, включил горелку и сунул руку в огонь.
То же самое он проделал теперь, на маленькой кухне конторы, только не донес руку до пламени. Теперь-то какой смысл?
—Реакция ее была предсказуемой, и человеческая, и как медика, — продолжил Фокс, выключая горелку. — Потом она увидела, как заживает моя рука. Задала кучу вопросов, еще настойчивее стала предлагать обследование. Я соглашался на все, но при одном условии: Карли возвращается в Нью-Йорк. Она отказывалась, говорила, что уедет только со мной. В конечном счете, мы договорились. Она обещала оставаться на ферме, никуда не отлучаться, пока я не смогу уехать с ней. Карли провела на ферме эту ночь, день и еще ночь. А следующей ночью...
Он подошел к раковине, облокотился на нее и стал смотреть в окно, на соседние дома и лужайку.
—Город охватило безумие. Посреди ночи позвонила моя мать. Ее разбудил звук заводящейся машины, и она выбежала из дома. Карли не было. Она уехала на машине, которую одолжила у подруги, чтобы добраться сюда из Нью-Йорка. Я обезумел отстраха. Особенно когда мама сказала, что Карли уехала минут двадцать назад, а может, и больше. Она никак не могла до меня дозвониться — все время помехи на линии.
