— Она задавала вам вопросы обо мне?
— Она сказала мне, что ты показался ей таинственным. Я ответил ей, что ты всего-навсего очень милый и искренний и что я знаю тебя лично.
— И что я работаю в магазине?
— Нет, в разговоре я этого не упомянул. Мне показалось, что это не мое дело, что ты сам должен открыть ей глаза.
— Вы правильно сделали! Вы бесподобны, мсье Гилель!
— Ей тоже так показалось, — пошутил он.
— Она не сказала вам, когда собирается опять зайти в магазин?
— Нет, — внезапно растерялся он. — Я ее не спросил.
Я словно плыл над землей после этого звонка. Лиор понравилась моя книга! Она потратила свое драгоценное время, чтобы оценить ее. Неторопливый, скрупулезный подход к тексту, который кажется тебе ценным, слова которого завладевают вашим сознанием и наполняют вас счастьем. Такие тексты редко встречаются. И мое сочинение подействовало на Лиор именно так. По крайней мере, если верить мсье Гилелю.
Первая страница нашей истории любви была красивой и многообещающей.
Когда я положил трубку, руки мои дрожали, так я был взбудоражен. Я почувствовал, как яркое пламя разгорается в моей груди. Хотелось кричать, прыгать, хохотать во весь голос. Не в силах сдержаться, я решил поделиться своей радостью с Жошем и помчался к нему. Мне нужно было выговориться, излить душу, стряхнуть с нее всю накопившуюся тяжесть, вытащить к свету, к разуму, чтобы понять, как же все это пережить.
Жош сумеет меня понять и — почему бы и нет? — что-нибудь посоветует.
Прихлебывая маленькими глотками кофе, он внимательно слушал мой рассказ. Друга узнаешь по тому, как внимательно и напряженно он слушает тебя, как принимает твои откровения и берет на себя поток накопившихся слов. Редкие люди обладают этой способностью. Большинство портят вам признание, влезая со своими чувствами и мнениями. Их взгляды, их дыхание искажают ваш рассказ, и исповедь превращается в признание или самооправдание. Но Жош был не из таких, он забывал о себе и слушал. Старался пережить те же тревоги, те же страхи, что и я.
— Ну вот, ты знаешь все, — заключил я.
Он на минуту задумался. Словно проводил инвентаризацию кучи непонятных чувств, которые на него вывалили, и теперь оценивал их.
— Такая красивая история, — сказал он в конце концов. — Красивая и странная.
— И правда. Все происходит точно по волшебству…
— Нет, я не это имел в виду, когда назвал ее странной. Все так, словно все твои предыдущие поступки существовали лишь затем, чтобы привести тебя к ней. Твои родители умерли, ты начал писать. Ты отказался от писательства и оказался вынужден зарабатывать на жизнь. Ты нашел эту работу и встретил ее. Она прочитала твою книгу и… ну, посмотрим, что последует за этим.
— Мне страшно, Жош, — признался я.
— Страшно?
— Да, страшно оказаться не на высоте. Все упустить по глупости. Или попасть совсем не в ту историю, в какую предполагал, обнаружить, что зря тешил себя иллюзиями.
— Это ли не похоже на начало любви?
— По-твоему, что мне сейчас нужно сделать?
— А что тебе хочется сделать?
— Встретить ее, заговорить с ней…
— Ну и вперед!
— Да, но если так посмотреть… Я подхожу к ней, заговариваю и представляюсь как автор романа, который ей понравился. Как-то самонадеянно выглядит со стороны, нет?
— Нет. Ты написал этот роман, это же правда.
— Но я при этом рискую исказить ее восприятие: автор подменит человека. Если уж ей суждено меня полюбить, пусть любит как есть, а не за написанный бог знает когда текст.
— Ты что, принимаешь ее за глупышку-поклонницу? — возмутился Жош. — А если это так, ты сам будешь разочарован и будешь думать, что ты ошибся, ведь правда?
— А если так и произойдет?
— Ну что, твоя влюбленность пройдет. Зато переживешь чудесное приключение, вновь обретешь желание жить и любить и будешь готов к новой истории. Слушай, ты можешь продолжать гадать дальше, предполагать лучшее и худшее, и у меня всегда будет наготове обтекаемый ответ, который успокоит твои страхи. Так что хватит думать, действуй!
— Тебе идут такие речи, — ответил я, улыбаясь ему. — Классно… ты последнее время переменился.
— Разве?
— Ну ладно, ты определенно высказал свое мнение, ты стал строить длинные фразы и… ты кажешься каким-то уверенным в себе.
— Потому что мы говорили о тебе. Я лучше чувствую себя, когда обсуждаются дела других. А может, просто тема мне близка.
— А может, ты сам решил измениться?
Он улыбнулся.
— Это правда. Я понял, что молчуны всегда виноваты. Ладно, я не собираюсь уподобляться Хлое в болтливости. Но тем не менее я поставил перед собой задачу высказывать свое мнение каждый раз, когда оно может быть полезно. Это уже не плохо.
— Усовершенствованная модель Жоша?
Он засмеялся:
— В некотором роде.
ЛИОР
На следующий день я позвонила книготорговцу. Я не пришла, как обычно, во вторник утром, и принесла свои извинения и поделилась ощущением счастья, которое осталось у меня после чтения.
— Я был в этом уверен! — воскликнул он восторженно.
— Но как вы могли быть в этом уверены? Вы меня так мало знаете… — удивилась я.
— Я же вам сказал, что я представляю собой что-то вроде свата, — смеясь ответил он.
— Этот автор — совершенно потрясающий человек.
— Подтверждаю.
— Я искала какую-то информацию о нем, но толком ничего не нашла, — призналась я.
— Как и следовало ожидать. Это не совсем обычный автор. Когда вышел его роман, он отказался участвовать в рекламной кампании, не стал разговаривать с журналистами. Это довольно скрытный человек… Даже я бы скорее употребил слово «скромный». Мне очень нравится в нем эта черта. Он пережил писательство как страсть, а издание — как попутный эпизод. Цельная личность и… очень обаятельная.
— Откуда вы все это знаете?
— Я с ним знаком.
— Прямо лично знакомы? — вскричала я.
— Я встречаю его в нашем магазине… Довольно часто.
— Тогда объясните мне: почему он ничего не написал за пять лет?
— Потому что он искренний человек и считает, что ему нечего сказать.
— Грустно…
— Вот и я так думаю.
— А у вас есть его второй роман?
— Ну конечно.
Я назначила ему встречу и положила трубку. Потом я села и призадумалась обо всем услышанном.
Все, что я знала об этом писателе, создавало образ одновременно загадочный и привлекательный. Он написал первый роман об одиночестве, коснулся нескольких потаенных уголков своего сознания, и потому был мне весьма интересен. А теперь я узнала, что он отказался от того, к чему стремились многие писатели, — от известности, не стал играть в рекламные игры. Я видела столько достойных писателей, которые подрывали доверие к себе тем, что участвовали в развлекательных передачах, и позволяли унижать себя критикам, которые считали себя проницательными и честными, а на самом деле были злыми и агрессивными. Как можно прочитать роман на серьезную тему или оценить красоту авторского стиля, если автор этот изображает горохового шута для прессы. Но Рафаэль Скали был не из таких. Для него не важно было казаться, он предпочитал быть: быть искренним, скромным, цельным. Быть писателем, одним словом.
