В ответ она получила маленькую карточку с расписанием пассажирских поездов и аккуратно проставленными напротив них ценами на билеты.
«Десять долларов!»
Маше захотелось взвыть, когда она перевела злотые в более привычные американские деньги. Но так уж случается – если человеку повезло в одном, то скорее всего повезет и в другом. Удачи и неудачи приходят полосами. Лови удачу, пока везет.
– Чего уставилась? – услышала она у себя за спиной и вздрогнула.
– Ехать надо.
– А денег нет?
Маша испугалась бы в любом случае, а тут к ней обращались по-русски. За руки ее никто не хватал, на пол не валил. Девушка медленно обернулась и увидела уже солидно принявшего на грудь широко улыбающегося парня со спортивной сумкой через плечо.
– Нет, – честно призналась Маша Пирогова, – а ехать надо.
– Тебя каким ветром сюда занесло?
– От своих отстала на рынке. Автобус ушел, а в нем и мой паспорт. Никто не заметил, все пьяные.
– И с тобой та же история, – не к месту засмеялся парень. – Я по пьяни паспорт где-то стоптал, а в консульстве, как назло, выходной. Сел в поезд, думал, проскочу, деньги совал. Так нет же, в Тересполе ссадили, придется в Варшаву ехать. – Два билета до Варшавы, – парень выгреб из кассового углубления два билета, а мелочь – доллара два – щедро пожертвовал кассирше.
Они ехали в вагоне, за окном которого мелькали частые фонари, витрины магазинов. Парень спал, положив Маше голову на плечо. Она не сопротивлялась: если едешь с парнем, значит, меньше шансов, что к тебе кто-то пристанет. Самым обидным было то, что до самой Варшавы никто не проверил билеты.
На Центральном вокзале Пирогова осторожно выскользнула из-под навалившегося на нее парня, имя которого так и не узнала. В конце концов ее заела совесть, уйти просто так она не могла, бросив своего благодетеля в пустом вагоне. Потрясла за плечо:
– Эй, вставай, Варшава. Приехали! Парень открыл глаза, и Маша сообразила, что он не помнит, что произошло на маленькой станции под Белостоком, – алкоголь отбил память.
– Спасибо.
Благодетель поднялся и, пошатываясь, двинулся к выходу. Машу он уже не интересовал.
До рассвета оставалось не так уж много, чувствовалось, что вот-вот город проснется. Потом все произошло до банальности просто. В городе ее случайно остановили двое полицейских, их смутил вид немытой и нечесаной девчонки с синяком под глазом. Документов не оказалось. Отвезли в участок. Маша как на духу рассказала все, что знала о подземном заводе во владениях пана Рыбчинского. Она не знала лишь точного места, где тот находится. «Под Белостоком» – пришлось записать полицейскому в протокол.
Позвонили к коллегам а Белостокское воеводство. Маша упросила звонившего ничего не говорить о заводе, иначе ее убьют.
– Посиди пока здесь, – полицейский пристегнул Машу наручником к подлокотнику длинной, привинченной к полу скамейки и вывел коллегу в коридор покурить.
– Врет она все, Рыбчинского недавно проверяли в Белостоке. Ничем предосудительным он не занимается. Зачем только она врет?
– Проститутка, – глубоко затягиваясь, сказал другой полицейский, – вот и рассказала нам невероятную историю, которую вычитала в желтой газетенке.
– Да, редко мне приходилось видеть баб, которые сходу признавались бы в том, что они проститутки, если, конечно, им не предлагаешь за это занятие деньги. Будем высылать. Свяжись с русскими.
Так Маша Пирогова оказалась с позором выгнанной из Польши. Ее фамилию занесли в компьютер, и теперь въезд в эту страну ей был заказан.
В Смоленске мать участливо выслушала Машу, и по ее глазам дочь поняла, что та не верит ни единому слову, а верит в то, что Маша была проституткой.
– Все равно ты моя дочь, – мать обняла Машу, и той стало так горько, что она расплакалась.
– Я боюсь, – прошептала Маша, – они могут приехать за мной. Найдут – убьют!
Всего два дня прожила Пирогова в квартире матери, больше ей не позволил страх. «Если участковый узнает, что я вернулась, узнают и те, кто меня отправил в Польшу, – справедливо опасалась девушка. – Клин вышибают клином», – решила она, вспомнив о двух ребятах из своего старого двора, где она когда-то жила в центре города в коммуналке.
Ребята были старше ее на пять лет и наводили, еще будучи школьниками, ужас на весь квартал. Теперь же они занимались каким-то бизнесом, каким именно, Маша не знала. Если у человека есть деньги, но никто не знает, чем именно он торгует, значит, бизнес криминальный.
«Оно и лучше!»
Настоящих имен парней Маша не помнила, сколько знала себя, их звали Кныш и Стрессович. Кныш – кличка нейтральная, а вот Стрессовичем парня назвали за то, что он умел даже без слов сходу деморализовать собеседника одним своим видом. Длинные, почти доходящие до колен руки с огромными, как буханки формового хлеба, кулаками. Лицо будто высечено топором неумелым плотником.
Стрессович, как знала Маша, жил в квартире своих родителей, отселив их в новую, купленную за шальные деньги. Дождавшись, когда мать уйдет на работу, Маша позвонила Стрессовичу. Тот сразу ее узнал:
– Слыхал про твои подвиги в Польше. Деньжат хоть сколотила?
– Все это ерунда, Стресс, – зашептала Маша в трубку. – Не была я проституткой.
– А жаль, так бы хорошая работенка для тебя нашлась.
– Меня убьют, если ты не спрячешь.
– Если приедут убивать, – легкомысленно пообещал Стрессович, – скажи им, что со мной знакома, – пальцем не тронут.
– Спаси меня! – Пирогова боялась, что Стресс не станет дальше с ней разговаривать. – Ты был первым мужчиной в моей жизни.
И, как ни странно, эта фраза подействовала. Бандиты в большинстве своем сентиментальны.
– Ты где?
– Дома.
– Жди, сейчас приеду.
И уже через полчаса под окном пятиэтажки остановился старый черный «БМВ» с тонированными стеклами. «Ну и располнел ты, Стресс», – подумала Маша, глядя, как из машины выбрался тот, кого она знала худым и вертким.
– Эй, Машка! – без всяких церемоний заорал Стресс, став перед подъездом.
– Сейчас иду! – Пирогова крикнула это, забравшись с ногами на подоконник и высунув голову в форточку.
Она быстро собралась, написала матери всего несколько слов: «Не волнуйся, я позвоню. Со мной ничего плохого не случилось».
Маша сдержала слово, позвонила матери в тот же вечер. Та одобрила решение дочери и даже не стала уточнять, где она находится. Раз со своими ребятами, которых знает с детства, то те не обидят.
Стрессович был широкой души человек. Будучи старше Маши на пять лет, он сохранил в душе детскую сентиментальность. Со сверстниками был суров и крут, как и его приятель Кныш, а Машу он опекал.
