– Х… в нос! Х… в нос тебе, а не рапорт!
На том дело по наведению порядка в этот раз и кончилось.
Впрочем, люди были разные, хотя и одетые в одинаковое обмундирование. Были честные и порядочные офицеры, такие как лейтенант Ланонов, Бидяев. Были такие, как начальник строевой части майор Скатов, редкостный и занудный службист. Дубравину, который оказался со своим взводом при штабе, много чего пришлось увидеть с изнанки армейской жизни.
С подполковником Акуличем тоже случилась история, которая сильно повлияла на отношение старшины к службе. А дело было такое. Как-то пропал один армянин. Отправился в отпуск. И надолго исчез. Все думали, что дезертировал. И объявили в розыск. А он вдруг взял и вместо положенных десяти суток объявился через три месяца. Ну и закрутилась колесница.
– Где был? – стали его спрашивать следаки. – С чьего разрешения? Посадим тебя, паря, или в тюрягу, или в дисбат (попасть в дисбат в представлении солдат было в десять раз хуже, чем в тюрьму.)
Ну а тот, не будь дурачком, выложил все начистоту. Так, мол, и так. Я получил свой отпуск за взятку, которую дал старшине роты сверхсрочнику Буркову. И еще я ему должен был по приезде поставить пять бутылок настоящего армянского коньяка. И что, мол, у нас в роте таких отпускников уже человек десять было. А чем я хуже?
Ну и понеслось дерьмо по трубам.
Естественно, взялись за Буркова. Выяснилось, что Бурков не мог сам оформлять всем этим отпускникам документы. А подписывать их имел право только начальник штаба подполковник Акулич. Вспомнили, что подполковник и сверхсрочник – давние друзья.
Акулич – бывший летчик, списанный по здоровью. По характеру нервный, взрывной, вспыльчивый, но неплохой мужик. Просто ему военная служба влилась по первое число. У него гипертонический криз. Положили в больницу, где он принялся симулировать из себя сумасшедшего.
В общем, кое-как отмазали Акулича.
А вот старшина Бурков загремел. Получил шесть лет тюрьмы.
Дубравин по своей молодой наивности долго удивлялся неразборчивости нашей Фемиды. «Как же так, – думал он, – прапорщик разве мог издать приказ по части об отпуске?».
А Акуличу, правда, пришлось срочно покинуть воинскую службу. Уволили его тихо, без шума. Он устроился на гражданке начальником отдела кадров одного из больших новосибирских предприятий.
Много чего еще не нравилось Дубравину в армейской жизни. Но особенно его задела одна история. Командиру части на солдат пожаловались гражданские. Ночью, когда сторож детского садика забухал и спал, двое воинов (их якобы видели из окон стоявшей рядом многоэтажки) разбили окно, забрались в садик и утащили оттуда два паласика и ковер. Конечно, «батя» – в армии, как ни странно, всех командиров полков зовут «батями» – знал, что в стройбате у него служит не сахарный народ. Но эта кража его заела. И поэтому он объявил, что тот, кто изловит воров, получит десять суток отпуска. Естественно, комендантский взвод был быстро-быстро расставлен по дырявому периметру, а по улицам микрорайона Северный стали ходить патрули.
Ровно через сутки после кражи, рано-рано утром, когда все еще спит, патруль в составе Сабри Ибрагимова и Сереги Степанова увидел, как отодвигается висящая на одном гвозде старая доска и из дыры в заборе вылезает свернутый в кольцо палас. А потом высовывается усатая голова в военной шапке. Голова оглядывается по сторонам. Следом появляется обутая в кирзовый сапог нога.
Мгновение – патрульные налетают с двух сторон. Сбивают воришку с ног. И под белы руки тащат его обратно в часть. Все ликует и поет.
Однако сержанта Дубравина данная ситуация потрясла не оперативностью, с которой его подчиненными были схвачены расхитители социалистической собственности. А то, как распорядился обещанным вознаграждением начальник строевой части майор Скатов. Он послал в отпуск не отличившихся героев-бойцов, а рядовых Туребулова и Меладзе. Потому, что Туребулов был из долины реки Или. И должен был привезти ему, Скатову, шкурки ондатры на шапку. А Меладзе – из солнечной Грузии. И должен был доставить ему бочонок хорошего вина.
Очумевший от такого поворота событий, старший сержант Дубравин неделю не мог глядеть в глаза Степанову и Ибрагимову. Конечно, Степанов был известный гуляка, а Ибрагимов не отличался особой ретивостью к службе и частенько отлучался с поста на кухню. Но факт оставался фактом. Поймали-то ворюгу они. И тут, как говорится, ничего не попишешь.
От размышлений обо всем этом голова шла кругом.
В общем, прежде чем решать, оставаться ли тебе в этой армии, семь раз подумаешь.
Был и еще один случай, который больно задел его командирское самолюбие. Как обычно, он проверял посты. Была зима, мороз за тридцать. Он обошел КПП. Побывал на внутреннем посту, на гауптвахте, нашел забившегося на кухню часового, который должен был ходить по двору. И пошел к себе во взвод. Проходя мимо забора склада, он услышал какое-то всхлипывание. Заинтересовался, что там такое. Потихонечку-потихонечку побрел к воротам склада, прошмыгнул в них. И… сразу увидел. Спиной к нему с поднятым воротником огромного белого тулупа, обхватив ружье, на каком-то поставленном торчком ящике сидел часовой.
Дубравина захлестнуло возмущение: «Ах, паразит! Только я за ворота, а он уже уселся. Счас я его раздолбаю, козла». Он потихоньку, чтобы не скрипел под обрезанными валенками рыхлый снег, подкрался сзади к ефрейтору Вершине и ткнул его кулаком по затянутому в тулуп горбу.
– Вот так тебя кто-нибудь и прибьет. Чего расселся? Чего скулишь?
Часовой обернулся. Оба-на! Это был не Вершина, а Амантай Тамнимбаев, которого ровно полчаса тому назад он заменил на Вершину.
Возмущение сменилось раздражением: «А он как тут оказался? Ему отдыхать надо после суток в карауле».
– Ты как на пост снова попал? Чего рыдаешь как белуга? – раздраженно спросил он Тамнимбаева.
– Да они меня заставили идти на пост!
– Кто они?
– «Старики»!
– Как так, на разводе же Вершина стоял?!
– Я уже третий день стою. А они только на развод ходят.
– Ах, суки, что удумали! Ну погоди, сейчас я с ними поговорю. Душу вытрясу…
Дубравин страшно гордился тем, что, как он считал, искоренил у себя во взводе дедовщину. Раньше, до него, молодых гоняли в наряд и в караул через день на ремень. А «старички» культурно отдыхали.
Он, когда стал старшиной, на них надавил, несколько раз разговаривал. Одного особенно борзого выжил из взвода, что для комендачей было хуже некуда. И – о чудо! Заставил, как ему казалось, всех тянуть лямку одинаково. И действительно, теперь по составленному им графику все выходили по очереди на губу, в патруль, на КПП. Чинно, гладко. Как положено. Но это было внешнее наведение порядка. А на самом деле «старики» выходили на развод, забирались в караулку, а вот на посты выгоняли молодых и заставляли их стоять две, а то и три смены подряд.
