– У немцев то же самое, – кивнул Курт. – Я думаю, на архипелаге хватит места, чтобы расселить весь декабрь. А может быть, хватит и для нескольких месяцев.
Глеб с Иваном переглянулись.
– Было бы кого расселять, – буркнул Иван. – Знать бы – протянули бы ещё круг, построили бы флотилию, и… А так…
Помолчали. Жив ли ещё кто-нибудь в декабре, им было неведомо.
– Ладно, – подытожил Глеб. – Давайте укладываться. Завтра встанем пораньше и тронемся. Надо спешить.
Курт долго не мог заснуть. Закутавшись в прихваченную Глебом голубую с чёрным моржовую шкуру, он вспоминал людей, которых успел потерять за эти страшные последние полтора года. Мать с отцом, потом брат Отто, Адольф Хайнеке, за ним Фрол… Удивительно, что сам он ещё жив. Впрочем, это, видимо, ненадолго. Даже если они доберутся до материка, то куда высадятся? Шансы попасть на территорию зимы небольшие, да и есть ли она ещё, территория зимы. А занести их может куда угодно. В тот же апрель, например, где расстреляют без лишних церемоний.
Курт перевернулся на другой бок. Снежана… Он зажмурился и попытался представить себе её. Образ жены ускользал, расплывался, словно разъедаемый болотным маревом. Жива ли она. А если даже жива, встретятся ли они. А если встретятся, успеют ли уплыть с проклятого материка. А если успеют, доберутся ли до архипелага. «Слишком много их, этих «если», – подумал Курт. Каждое из них, само по себе, вполне вероятно, а сложенные вместе… К тому же надо не складывать, а умножать – Курт попытался вспомнить курс математики в кочевой школе. Вероятности событий перемножаются, тогда в результате получается общая вероятность. Только что тут перемножать…
Забылся Курт лишь под утро, и снилась ему Габриэла, голосом Снежаны говорившая: «Те, в чьих руках было оружие, захватили власть и подавили сопротивление. Они создали учение о боге и двенадцати месяцах. Слепили вместе Ветхий и Новый Заветы, перекроили их, переврали и приспособили под себя». Курт спорил во сне, спорил яростно с ними обеими. «На двенадцать месяцев Землю разделил Бог», – втолковывал он. «Твой бог – ложный, еретический. Это никакой не бог, а глупец и негодник», – голосом Снежаны со смехом язвила Габриэла. Или Снежана голосом Габриэлы, Курт не мог разобрать.
Разбудил его Иван за час до восхода Нце. Наскоро позавтракав всухомятку, все втроём погрузились в лодку и двинулись дальше, держа курс на юг.
Границы архипелага достигли на вторые сутки, к полудню. Цепь островов заканчивалась здесь, и лёд у их берегов уже почти сошёл.
– Причаливаем, – велел Глеб. – Будем ждать попутного ветра.
– А может, на вёслах? – нерешительно предложил Курт. – Кто знает, сколько мы его тут прождём.
– На вёслах не дойдём. Любой мало-мальский шторм, и мы покойники. Да сгодится даже встречный ветер – унесёт неведомо куда. Будем ждать попутного и надеяться, что он не переменится хотя бы сутки.
Им повезло. Ветер задул с севера на следующую же ночь, к утру он окреп, усилился, и Глеб велел отчаливать и ставить парус.
– С богом, – выдохнул Иван, оттолкнув лодку от берега.
Курт снизу вверх уставился на него.
– Бога нет, – сказал он. – Или ты что же, стал в него верить?
– Стал, – твёрдо ответил Иван. – На Саратове была православная церковь. Отец Владимир обратил нас с Глебом в истинную веру и месяц назад крестил.
Глеб кивнул, подтверждая.
Опешивший Курт отпустил вёсла, те возмущённо шлёпнули лопастями по воде. Теория мироздания рушилась у Курта на глазах. Декабриты обрели веру, а он… Курт стиснул зубы. Он изверился.
Попутный ветер гнал лодку на юг почти сутки, а на исходе их начал слабеть. Часа два Глеб ещё ловил парусом стихающие порывы, потом наступил штиль, и Курт с Иваном сели на вёсла. Вдвоём гребли навстречу зависшему на юге Солу час, выкладываясь, не давая себе ни малейшей передышки. Потом Курта подменил Глеб, а ещё через час Курт вернулся на банку, давая отдых Ивану.
В таком режиме гребли ещё сутки, к их концу вымотались все трое, натруженные руки едва удерживали вёсла, и лодка снизила ход. А потом с юга стал задувать порывистый ветер, и спокойное до сих пор море пробудилось и погнало навстречу волну. Теперь судёнышко еле двигалось, силы гребцов едва хватало на борьбу со стихией.
– Всё, – выдохнул в спину Курту Глеб. – Теперь всё.
В этот момент сидящий на носу лодки Иван крикнул «Земля!». Он прыгнул на банку к Курту, потеснил того и схватил весло. Теперь они гребли, надрывая жилы, втроём, в каждый взмах вёсел вкладывая всё, что в них было, и отдавая это «всё» без остатка.
Курт не знал, сколько продолжалась гонка. Взмах, рывок, снова взмах, ещё рывок и ещё! Ветер хлестал в лицо, с юга надвигались, клубясь, зловещие бурые тучи, ярились рассекаемые лодочным носом волны, а трое гребцов отчаянно гнали и гнали лодку к материку.
– Ещё! – хрипел, терзая океан весельными лопастями, Глеб. – Ещё, парни! Ещё, немного оста…
Он не договорил, слова заглушил внезапно раздавшийся прямо по ходу и обрушившийся на них чудовищный грохот. За ним пришёл свет, яркий, ослепительный, словно из чрева земли, к которой они стремились, родился второй Сол. А потом поднялся в воздух и устремился в небо огромный металлический стержень. Прочертив огненную полосу, он пробил тучи и скрылся из виду, а вслед за ним исчез грохот, и наступила тишина.
– Что это было?! – с перекошенным от ужаса лицом обернулся к Курту Иван. Он бросил весло, руки у него ходили ходуном, и брызги пота летели с лица.
– Я, к-кажется, знаю, – запинаясь, ответил Курт. – У н-нас в кочевье ходили слухи, что в лето п-приземляются корабли из других миров. Т-только им мало кто верил.
– Не может быть! – Иван рукавом утёр со лба пот. – Нас не могло отнести в лето.
– Тогда не знаю.
– На вёсла! – приказал с задней банки очухавшийся Глеб. – Корабль или не корабль, выхода нет. Курс на место взлёта, и вперёд, иначе нас унесёт в море!
Курт не помнил, как добрались до берега и что было потом. В памяти отложились лишь удивлённые голоса, кричащие что-то на декабрьском, а потом смертельная усталость и двое бессонных суток навалились на него, одолели и вышибли сознание.
Очнувшись, Курт некоторое время лежал недвижно, бессмысленным взглядом упёршись в перекрытый брёвнами земляной потолок. Затем опустил глаза и увидел сидящего на соседнем топчане и похрапывающего в бороду Медведя.
Курт вскинулся, его немедленно прострелило болью. Подавив стон, он осторожно сел, спустил ноги на пол и огляделся. На грубо сколоченном деревянном столе чадила свеча, тускло освещая тесную, с низким потолком землянку. Кроме них с Медведем, в ней никого не было. Курт опасливо поднялся на ноги.
– Медведь, – позвал он.
Тот разлепил глаза, вскочил, приложился макушкой о потолок, выругался и, протянув руки, облапил Курта и заколотил по спине.
