– Мы должны будем проверить, – сказал Иззет Гюндуз с явным
сомнением, – прежде чем полетим к нашим друзьям.
– Как будете проверять?
– Достаточно просканировать вашу голову. Если у вас были
такие тяжелые ранения и кома, то должны остаться четкие следы.
– Вы врач по профессии?
– Нет. Но мне так говорили. Если вы согласитесь, мы прямо
сейчас поедем в больницу. Она здесь рядом. Если все пройдет нормально, то уже
завтра мы с вами уедем отсюда. Вдвоем.
– Я думал, что будет лучше, если вы позовете кого-то из тех,
кто меня раньше знал.
– Васыф Фикрет-оглы вас уже признал. Пока этого достаточно.
Возможно, вы действительно тот самый человек, о котором ходят такие легенды. Вы
ведь счастливчик, остались в живых там, где у вас не было ни единого шанса
выжить…
– Не забывайте, что я был не один, – Физули подумал, что
здесь следует подыграть своему собеседнику, – там был и мой младший брат.
– Да-да, конечно, – стушевался Иззет Гюндуз, – вы знаете,
что генерал Кара-османоглу, уже после того как вас нашли живым, – сказал, что
такие люди – самые опасные фанатики в нашей стране. Но он уважает вас за вашу
храбрость. Мне сказали, что у вас был один шанс на миллион остаться в живых.
– Генерал может говорить все, что угодно. Меня это мало
волнует.
– Может, мы тогда сразу поедем в больницу?
– Вы мне не верите?
– Я лично верю. Но мне важно, чтобы нам поверили и наши
друзья, которые будут с нами работать.
Физули молчал. Он должен оскорбиться или просто промолчать.
– На все воля Всевышнего, – наконец сказал он. – Если нужна
такая проверка, значит, мы поедет туда вместе с вами.
– Спасибо, – не скрывая своего волнения, сказал Иззет
Гюндуз, – я понимаю, что вы верующий человек и поэтому ничего не боитесь.
Наверное, вы действительно отмечены печатью Аллаха, если остались живы после
такого взрыва. Но я хочу сказать вам, что мы все восхищаемся не только вашим
подвигом, но и вашей волей к жизни. Вы решили снова вернуться к нам, как только
обрели свою память.
– Не до конца, – сказал Физули, – не до конца.
Он подумал, что иногда сохранение жизни означает гораздо
более трудную пытку, чем смерть. Когда он пришел в себя после четырехмесячной
комы и узнал про жену и сына, то ему показалось, что свет стал черным, и он
снова потерял сознание. В первые дни ему не хотелось ни есть, ни пить, и еду
вместе с водой ему вводили через катетеры и уколы, как будто он снова был в
коме. Так продолжалось очень долго. А потом он уехал в Шемаху и проклял весь
белый свет, не желая общаться ни с кем, кроме своих собак и баранов. Но через
некоторое время подобная жизнь начала его тяготить. И он без колебаний принял
предложение, которое ему так неожидано сделали.
Они поехали в больницу, находившуюся в соседнем городе.
Врачи начали сканирование мозга, полное обследование его головы. Он видел, как
они изумлялись, когда на экранах начали появляться снимки его головы, его
мозга. Каким-то чудом не были задеты важнейшие центры, но тяжелые ранения
остались на всю жизнь. Врачи переговаривались, не скрывая своего ужаса и
восхищения одновременно. С такими ранениям сохранить свой разум было
практически невозможно, а обрести память – и вовсе немыслимо. Один из врачей
даже подошел к лежавшему на кушетке Физули.
– Вы не Ахмед Сабанчи, – тихо сказал он, – я вас сразу
узнал. Вы – Ахмед Саразлы, тот самый герой, о котором все у нас говорят.
Скажите, ведь это правда?
Молодой парень, явно курд, смотрел на него с восхищением.
Физули отвернулся – не хотелось лгать и разочаровывать молодого врача. Тот
вернулся к своим коллегам, и они стали негромко переговариваться.
«Два братских народа, – недовольно подумал Физули, – турки и
курды. Вместо того чтобы жить в мире, убивают друг друга. Какая трагедия!
Сколько ненужных жертв»…
Он закрыл глаза. В Азербайджане никто не делил местное
население на азербайджанцев-турков и азербайджанцев-курдов. Все жили в единой
семье. Многим вообще казалось, что самый интернациональный город в мире – Баку,
а самая интернациональная республика – Азербайджан. В Баку проживали
представители многих национальностей: кроме азербайджанцев, здесь жили
многотысячные общины евреев, армян, русских, грузин, лезгин, горских евреев,
курдов, талышей, немцев, поляков. Все рухнуло в конце восьмидесятых, когда в
Карабахе местные сепаратисты начали требовать отделения от Азербайджана.
Противостояние перекинулось на два соседних народа. Начались погромы в обеих
республиках, массовые убийства своих соседей. А потом из Баку начали уезжать
армяне. До этого, в семидесятые и восьмидесятые годы, уезжали евреи. После
девяносто первого начали уезжать и русские, хотя русская община оставалась все
еще довольно многочисленной. Но это был уже не тот солнечный интернациональный
город, о котором любил петь кумир бакинской элиты Муслим Магомаев, который дал
миру Ландау, Ростроповича, Каспарова и многих других известных людей.
В двадцать первом веке ситуация начала улучшаться. Сюда
хлынули турки, иранцы, немцы, американцы, англичане, французы, итальянцы,
арабы. Сказывался нефтяной бум, который придал городу второе дыхание.
Происходило невероятное. Многие послы зарубежных государств начали просить
разрешения на жительство, уже после того как заканчивали свою дипломатическую
миссию, не собираясь отсюда уезжать, или возвращались жить в Баку – уже на
правах рядовых граждан. Послы Соединенных Штатов Америки, Италии, Узбекистана,
Болгарии, два посла Грузии остались жить в этом прекрасном городе, население
которого столь терпимо относилось ко всем гостям.
Обследование закончилось поздно вечером. К Физули подошел
Иззет Гюндуз, протянул ему руку.
– Все в порядке, – сказал он. – Врачи только не понимают,
как вы вообще выжили. Вас признали. Нам нужно поскорее уезжать отсюда. Мне
сказали, что в город приехала какая-то туристическая группа из Германии. Нужно
поскорее отсюда уехать, пока о нас не сообщили в полицию.
Физули согласно кивнул головой. Наверное, Мартина решила
таким необычным способом подстраховаться. Больше никаких проверок не было.
Очевидно, Иззет Гюндуз и те, кто посылал их в Пакистан, решили не рисковать
столь легендарным человеком, как Ахмед Саразлы, и ограничились лишь проверкой
его медицинских показателей. Утром следующего дня они вдвоем вылетели в Дамаск,
откуда полетели в Исламабад. Физули спал почти все время. Он увидел сидевшую в
первом классе Мартину и только усмехнулся, ничем больше не выдав своего
настроения. Иззет Гюндуз почти все время провел за компьютером, и еле слышный
стук клавиатуры его ноутбука был характерным фоном их поездки.
В Исламабад они прибыли утром следующего дня. Физули вышел
из терминала первым. Яркое солнце ударило в лицо. Иззет Гюндуз вышел следом.
