Разделавшись наконец с якобы гнилыми шнурками, он поднялся, обернулся и вздрогнул от «неожиданности», встретившись глаза в глаза с «как из-под земли выросшими» в метре от него автоматчиками.
– О! – Коллекционер отклонился назад и указал пальцем на коренастого, привлекая к себе все внимание слегка опешивших патрульных. – Так это ж… Здорово, Сыч!
Справа раздался негромкий хлопок, и мертвое тело высокого начало движение к земле. Еще до того, как оно плашмя бухнулось в грязь, нож, словно по волшебству возникший в ладони охотника, мелькнул перед коренастым, оставляя свой лаконичный росчерк. Правая рука с рассеченными сухожилиями безвольно повисла вдоль туловища еще живого патрульного. Левая – рефлекторно обхватила перерезанное горло. Кровь заструилась между пальцами.
Коллекционер сделал шаг навстречу пошатнувшемуся автоматчику и молниеносным движением отхватил ему ухо.
– Это еще зачем? – полушепотом окликнул Стас, уже разминая перед рывком напружиненные ноги.
– Так надо. – Охотник обошел упавшего на колени крепыша и повторил ту же операцию с телом долговязого, после чего отцепил с разгрузки мертвеца гранату, сунул ее под бездыханное тело рычагом вверх и осторожно вынул чеку. – Все, сваливаем.
Подошвы обоих почти синхронно зачерпнули грязи и зашлепали по лужам, штампуя расползающиеся в тот же миг следы.
– Стоп. – Ладонь Коллекционера уперлась Стасу в грудь, после того как за спиной остался четвертый проулок. – Дальше пешочком.
– Это точно был патруль? – спросил тот, переведя дыхание.
– Точно. В этом районе никто, кроме Потерянных, автоматами не богат.
– Ловко ты, – Стас махнул по воздуху сложенными на манер клинка пальцами, – с ножом управляешься. Учил кто?
– Жизнь научила.
– Да, она умеет. Как думаешь, скоро придут в движение?
– Скоро. И лучше чтобы к этому времени Центровые тоже пылали праведным гневом. Для надежности.
– Часто они собачатся?
– Постоянно. Но большая война случается примерно раз в три года, когда обиды за критическую массу переваливают. Сейчас как раз срач идет капитальный, нужно только подзадорить. – Охотник замедлил шаг перед развилкой и махнул рукой направо: – Вроде туда.
– Много стволов в банде?
– Двести-триста. Может, и больше. Когда война начинается, запах горелого мяса по всему городу стоит от костров погребальных. На улицу носа не высунуть.
– Стреляют?
– Нет, – усмехнулся Коллекционер. – Жрать сразу хочется от таких ароматов.
– А сколько в городе банд?
– Крупных – восемь, ну и так еще по мелочи, шушера всякая на отшибах. Есть, короче, где разгуляться. Бля!
– В чем дело?
Коллекционер притормозил на очередном перекрестке, крутя головой по сторонам.
– Что-то не узнаю я тут ни хера.
– Этого еще не хватало, – Стас огляделся, почувствовав себя неуютнее обычного.
– Дом здесь стоял двухэтажный, – кивнул охотник на угол с ветхой сараюшкой. – Козырек у него еще здоровый такой…
– Заблудились, мать твою ети.
– Да не ссы, разберемся. Не был я тут давно. Может, подзабыл уже, а может, и перестроили. Сейчас. – Он еще раз внимательно обвел взглядом безликие черные стены и махнул налево: – Туда.
– Уверен?
– Уверен я только в одном – все когда-нибудь сдохнут. Живее.
Пролетев без задержек шесть прогонов, Коллекционер снова остановился и задумчиво поскреб подбородок.
– Опять не узнаешь? – Стас втянул носом воздух, пытаясь различить ароматы главных ориентиров, но унюхал лишь хлюпающие под ногами нечистоты.
– Да нет, теперь узнаю, – губы охотника недовольно скривились. – Заррраза.
– Что опять не так?
– Надо было раньше поворачивать. Далековато углубились.
Он уже развернулся, чтобы нырнуть обратно в проулок, как вдруг…
– Эй! – послышалось справа.
Коллекционер со Стасом обернулись на окрик. Из-за угла, метрах в двенадцати, появились четверо. Впереди плечистый детина под метр девяносто ростом, в длинном, застегнутом под горлом плаще из некрашеной кожи. Коротко стриженная голова, расписанная шрамами бульдожья морда. На правом глазу бельмо. На ногах высокие сапоги со стальными шипастыми носами. Поперек широченной груди АКМ. Остальные трое, одетые на тот же манер и лишь немного уступающие габаритами первому, несли АКСУ, «Сайгу» 20К и «Витязь».
– После меня, – чуть слышно произнес охотник, разворачиваясь.
Стас кивнул.
– Твою же мать! – бульдожья морда расплылась в довольном оскале. – А я думаю: «Он, не он?» Кол, бродяга, давно не видал тебя в наших краях. Какими судьбами?
– Фара! – охотник развел руки, «обрадованный» случайной встречей. – Вот уж не ожидал увидеть, – он сделал три шага вперед и пожал протянутую шестипалую лапищу, – ты же вроде на восток хотел перебраться. В леса. Ох и здоров же стал, чертяга.
– Хотел. Да как-то все… То одно, то второе. А потом, видишь, десятником назначили. Жизнь наладилась слегка. Сам-то как?
– Все так же. На моей службе повышения не дождешься, – Коллекционер дружелюбно посмеялся и, будто невзначай, сделал шаг в сторону, заходя выстроившимся линией Центровым в правый фланг, так что непосредственно перед ним остались только Фара и один из его подшефных, загораживающий спиною остальных двух.
– Надо бы встретиться как-нибудь вечерком, по стаканчику пропустить. А? У меня завтра после восьми свободно вроде. Заглянем к Борову, посидим, поболтаем. Что скажешь?
– Само собой. – Охотник хлопнул здоровяка по плечу. – Где тебя найти-то можно?
– Так и искать нечего. Рядом тут, переехал в башню, – Фара на секунду отвернулся и махнул рукой в сторону полуразрушенной многоэтажки.
Этого мгновения хватило на то, чтобы громадный ОЦ-33 покинул кобуру и прочертил диагональную линию пулевых отверстий через грудь Фары и голову стоящего рядом бойца, оглашая округу надрывным треском.
Все произошло настолько быстро, что два оставшихся стрелка даже не успели поднять оружие.
Ушедший кверху ствол «Пернача» поравнялся с лицом счастливого обладателя «Сайги», в тот же миг изрыгнув сноп пламени. Короткая очередь легла аккурат промеж глаз, оставляя в голове бойца опаленную дыру на месте переносицы и извергающийся кровью вулкан на месте затылка.
Стас, промедливший лишнюю секунду, вскинул дробовик и, не целясь, выстрелил в ближайшего и единственного оставшегося на ногах противника, когда тот уже поднял свой «Витязь».
Раскатистый грохот двенадцатого калибра слился с треском автоматной очереди. Тело Центрового оторвалось от земли и, пролетев метра полтора, бухнулось в грязь, разметав вокруг черные брызги. Левая рука, отсеченная выше локтя, осталась лежать на том месть, где он только что стоял.
