– Нет у меня свободных людей, – скривился Петр. Мол, в такую веселую минуту – и опять о делах.
– Для тракта надо найти, – поддержал меня Командор.
Освоению Сибири сильно мешало отсутствие нормальных путей. Вот мы все вместе и подбили царя начать строительство хорошей трассы от европейских территорий до Дальнего Востока. Не асфальтированных, это фантастика, но чтобы не застревать на каждой версте в колдобине – следить на некоторых участках за дорогой некому, поменьше пережидать разливы сибирских рек, опять же гати на болота настелить, если путь проходит мимо.
Хорошо, почтовых станций побольше, но чем смотрителям питаться, когда в иных местах один медведь на сто километров?
Дорогу тоже надо было прокладывать другую. Кое-какие наброски соглашения с Демидовыми уже имелись. Все упиралось в неизбежные технические сложности, время и нехватку рабочих рук.
– Объявить: те, кто отработает на прокладке дорог некий срок и расстояние, получат волю, – предложил я.
– Хочешь беглых плодить? – Настроение Петра портилось на глазах. Не любил он слушать разговоры о воле.
– Ни в коем случае. Но государство станет сильным, если в нем появится класс свободных людей, заинтересованных в результатах своей работы. Ты же был в Англии, в Голландии. Развитые страны, в которых живут свободные люди.
– Чтоб я от тебя этого вздора больше не слышал! – Лицо Петра дернулось, а глаза полыхнули так, что показалось – сейчас он меня ударит. Но мы уже приближались к столу, и близкое застолье подействовало на государя успокаивающе. – Ох, допрыгаешься когда-нибудь, Юрий! Много воли на себя берешь. Рассуждать о делах, которые тебе неподвластны. Твое счастье – дело делаешь нужное.
Вот и поговори с этим сатрапом!
Разговоры продолжались посреди общего пира. За столом царь бывал демократичен. Рядом могли сидеть и вельможа, ведущий род едва ли не от Рюрика или Гедимина, и простой работяга, ловко орудующий топором.
– Следующий пароход будем строить в Риге, – сообщил Петр. – Понимаю, сейчас к навигации можем не поспеть. Но хоть какой-то флот учредить там надобно. Сволочные шведы пожгли почти готовое, а нам теперь восстанавливай.
– Пароходы в первую очередь нужны на Волге, – заметил я. – Естественный путь, проходящий по всей России. Если же прорыть канал, то сразу будет выход к Азову.
– Нам море зело необходимо, – качнул головой Петр.
– На море парусники послужат еще долго. Пароходы еще надо совершенствовать. Не все же сразу! В портах, как буксиры, – это да. А на реках они уже могут бегать спокойно. К морям товары тоже надо доставить. И еще. Как только стихнет война, можно обратиться к народам Европы. Пусть, кто хочет, едет в Россию. В том же Поволжье хватает пустых земель. Вот пусть и обрабатывают. Помещиков хватает своих, к торговле иностранцев допускать – последнее дело, а вот вольных землепашцев у нас явная нехватка. Предоставить льготы на несколько лет, и пусть себе работают. Государству только польза будет.
– Вот это дело! – загорелся Петр. – Заодно покажут нашим сиволапым, как трудиться надо!
– Кто кому покажет – это еще вопрос, – дипломатично отозвался Командор. – Климат у нас далеко не европейский. Привычка нужна.
Но вопрос был решен. Да и Сергей возражал не против немецких колонистов, подобные вопросы у нас давно были обсуждены и решены в собственном кругу, а против обвинения русского народа в лени.
Главное теперь было покончить с войной. Основные задачи решены, и теперь требовалось упрочить их соответствующим мирным договором. Но завершить войну всегда труднее, чем начать.
Присоединение Курляндии вызвало гнев польской шляхты. Она осталась безучастной к неудачам собственного короля под Ригой, во всяком случае никто не потрясал оружием и не требовал мщения, а вот утрата части земель, пусть исконно далеко не польских, породила стремление к мести. И теперь Польша забушевала.
Даже шведы, давние враги Речи, нашли на ее территории гостеприимный прием. Относительно гостеприимный, так как часть шляхты немедленно восстала против них. Нация вообще странная – им бы объединиться хоть раз, но если один поляк сказал: «Да», то другой обязательно скажет: «Нет».
Не от них ли нахватались подобного менталитета хохлы, прославившиеся уже во времена более поздние непрерывным политическим бардаком?
Как всегда в подобных случаях, послышались голоса, что неплохо было бы переизбрать короля. Кандидатура имелась – Лещинский. Чем его политика могла отличаться от политики Августа, сказать было трудно. Август в данный момент поддерживал шведов, а Лещинский как раз и был ставленником последних. Но саксонский курфюрст испугался возможной потери одной из своих корон и через третьи руки уже пытался примириться с Россией в обмен на ее поддержку.
В свою очередь, Карл стал усиленно искать союза с Оттоманской Портой. Зашевелились крымские татары. Они были крупно недовольны нынешним положением вещей, когда наше присутствие в Керчи разом лишало их возможности устраивать набеги. На любой из них сразу последовал бы весомый ответный удар.
Нам пришлось прибегнуть к помощи Франции. Хорошо, что последняя традиционно имела некоторое влияние на султана, а Людовик был заинтересован в наших товарах и в перспективе – в военном союзе с Россией.
В целом же положение было намного серьезнее, чем год назад. Тогда перед нами был один противник, пусть весьма грозный. Сейчас приходилось частью сил воевать на территории Польши, частью прикрывать завоеванную Прибалтику, часть держать в Малороссии да еще иметь резерв на случай возобновления турецкой войны. И все это в условиях реформ армии и промышленности.
Но мы сейчас рассуждали не о войне, а о том, что надо будет сделать после ее окончания.
– Надо покрепче утвердиться в Крыму. – Похоже, мысли Сергея текли в том же направлении. – Есть там прекрасная Ахтиарская бухта. Керчь как стоянка флота годится мало, а там мы сразу станем хозяевами на Черном море. Скажем, выкупить эту территорию в аренду. Пока. А там видно будет.
Все надо. И с Крымом решать надо, и войну вести надо, и технику развивать.
А ведь были у нас еще и другие планы…
28. Под Андреевским стягом
Ветер весело играл Андреевским флагом. Чуть пели снасти, привычно поскрипывал корпус, пахло солнцем и морем.
Порой на солнце набегали белые облака, и тогда вода теряла ласковую голубизну, становилась суровой и серой. До очередного появления светила. И хоть началась осень, но в солнечных лучах казалось, что до сих пор продолжается лето.
Очень далеко, на пределе видимости, угадывался берег. В его сторону ползло толстое купеческое судно. Тяжело груженное, малоповоротливое, оно упорно желало оказаться поближе к суше, словно родная морская стихия перестала быть по нраву.
– Совсем как в Карибах. Помнишь, Командор? – Глаза Гранье пылали азартом неизбежной встречи.
