А странствия уже так надоели…
Выйти бы спокойно в отставку, поселиться в одной из подаренных деревень да зажить тихой жизнью! Куда там! Это во Франции такое вполне возможно и естественно. Петр требовал от дворян пожизненной службы. Посему мечтать об отставке было все равно что мечтать о переносе обратно в свое время.
Вопреки тайным мечтаниям и желаниям, выполнять порученную работу Ярцев привык добросовестно. В Воронеже он много времени провел со Скляевым, объясняя ему суть задания, ради которого самый способный отечественный корабел был оставлен на юге. Даже поприсутствовал при закладке будущего судна. Затем в Таганроге, согласно предписанию государя, осмотрел флот и на одном корабле вышел в море с курсом на Керчь. Команда на треть состояла из морских учеников, и всю дорогу Ярцев заставлял моряков производить всевозможные эволюции, раз провел артиллерийские стрельбы и почти постоянно учил, учил, учил тех, кто когда-нибудь придет ему на смену.
Вторая половина плавания выдалась на редкость тяжелой. Разыгравшийся шторм едва не утопил корабль. Больше половины людей укачалось настолько, что только физическое воздействие (проще говоря – кошки) боцманов заставляли моряков бороться за свое спасение. В довершение в Керченский пролив в такую погоду войти оказалось невозможным. Пришлось вновь отходить от берега и пережидать непогоду посреди открытого моря.
Три дня, с точки зрения новичков целую вечность, пришлось болтаться по волнам и ветрам. И лишь когда морские боги сменили гнев на милость, лечь на нужный курс.
Внешне Керчь выглядела почти такой же, какой Валера запомнил ее по прошлому году. Новых строений практически не было. И в то же время что-то неуловимо изменилось и в городе, и в крепости. Или все дело было в попадавшихся на каждом углу солдатах, а то и простых людях в русском платье, купцах, мужиках? Посреди древнего города вдруг повеяло русским духом, хотя население его было крайне многонациональным. И первая построенная церковь мирно уживалась со старой мечетью.
Напрасно молодые моряки надеялись на отдых. Ярцев поставил на ремонт всех. Старый флотский закон – прежде приведи в порядок корабль, а потом веселись на всю катушку. Мало ли дел на корабле после шторма?
Лишь на третий день Валера отпустил людей на берег с предупреждением, что утром корабль уходит в обратное плавание. Приближалась зима, и следовало спешить в родную гавань.
Впрочем, ближе к вечеру коменданту крепости, у которого гостил Ярцев, сообщили о приближении с юга неизвестного корабля. Комендант, племянник Головина и человек сухопутный, заколебался – не объявить ли боевую тревогу?
– Зачем гоношиться, блин? – недовольно буркнул Ярцев. – Ну, корабль. И что? Раз он один.
И лишь потом сквозь легкий хмель берегового отдыха пробила мысль: «А чей он, собственно, раз Черное море до сих пор было внутренним озером султана?»
Ответ пришел быстро. Стоило Ярцеву один раз взглянуть издали на флаг. Да и как не признать, когда не столь давно в бытность в Европе приходилось видеть точно такое же полотнище у себя над головой?
– Кто они? Кто? – волновался Головин.
Словно была особая разница. Нет, могла бы теоретически быть, да только шведам здесь взяться было неоткуда.
– Французы, – коротко произнес Ярцев.
И хоть никогда не отличался особой сентиментальностью, но сердце разок все же екнуло. Вдруг кто из знакомых?
– Французы? – переспросил комендант и досадливо качнул головой. – На каком же языке мы объясняться будем? У меня и толмача таковского нет.
– Я сам переведу, – улыбнулся Валера и добавил любимое: – Ядрен батон!
Но гораздо больший сюрприз ждал Шкипера спустя пару часов, когда шлюпка с французского фрегата уткнулась в берег. Встречавший ее Ярцев сразу признал сходящего на твердую землю франтоватого дворянина. Был тот после плавания немного уставшим, однако взгляд его встретился со взглядом Ярцева, и глаза сверкнули искренней радостью.
– Валери!
– Мишель, блин!
Мужчины обнялись. Вот уж кого Валера точно никогда не надеялся увидеть! Память поневоле воскресила старые картины. Тюрьма, ожидание кары, неожиданное избавление в лице ворвавшегося Командора, а за его спиной – нынешний путешественник со шпагой в руке.
Как давно это было!
– Откуда вы здесь? Решили навестить? – От волнения Ярцев даже позабыл вставить в речь неизменное «блин».
– Решили. Причем не я, – широко улыбнулся д’Энтрэ.
– Наташа? – догадался Валерий.
– Берите выше. Его Королевское Величество собственной персоной. Хотя Натали была очень рада.
– Король? – не понял Ярцев.
– Он самый. Отныне я назначен полномочным посланником при дворе русского царя. А если все будет хорошо, то и послом.
– Блин! – помотал головой Ярцев, а чуть позади переминался комендант:
– Что он говорит?
Долгое время никаких русско-французских отношений практически не было. Если не вспоминать Ярославну и прочих личностей совсем давних лет. Вернее, как? Стороны прекрасно знали о существовании друг друга, изредка обменивались какими-то письмами, поздравлениями и прочим. На этом вся дипломатия завершалась. Между двумя странами лежала вся Европа с ее многочисленными государствами. Попробуй доберись!
Впрочем, до Петра путешествия русских за границу не поощрялись. А французы считали, что делать им в России попросту нечего. Торговля была перехвачена давними соперниками – англичанами. Делить с русскими было нечего. Других проблем хватало. Тут Испания под боком. Опять-таки, Голландия. Англия, Австрия… Да и за Атлантикой лежат земли, лишь по недоразумению присвоенные кем-то другим. Так что в целом отношения были безразличными. Ни одна страна ни представляла для другой опасности, ни оказывала помощи.
Взаимное равнодушие сдвинулось с мертвой точки стараниями молодого Петра. Не в лучшую, надо признаться, сторону. В окружении юного царя было немало англичан и голландцев, давних недругов Франции. От них Петр воспринял не только любовь к всевозможным техническим штуковинам, но и стойкую неприязнь к далекому, пока ничем не виноватому перед Россией государству. Вплоть до того, что с шумом и помпой отметил пару побед англичан над супостатом.
Даже во время своего вояжа в Европу во Францию Петр демонстративно не заглянул. А уж что посланников Короля-Солнца не принимал – о том можно и не заикаться.
Командору с приятелями пришлось приложить немало сил, чтобы хоть чуть нормализовать ставшие странными отношения. Политика не признает такой категории, как неприязнь. Хорошо все, что может быть выгодно. Франция проявила интерес к русским товарам, как традиционным, наподобие пеньки, так и к новым, тем, которые начал производить Флейшман. Итогом стала помощь в заключении мира с турками. Особенно в той части договора, который разрешал торговым судам свободно проходить проливы.
