Часть русской артиллерии немедленно обрушилась на вражеские орудия. В небе возник дирижабль. Он зависал ненадолго то в одном месте, то в другом, и небольшие бомбы падали рядом со шведскими канонирами. Порою взрыв выводил пушку из строя. Если же нет, то гибель прислуги делала стрельбу невозможной. Плюс канониры гибли под пулями штуцерников. Наконец, шведам было намного труднее попасть в небольшие русские колонны, которые в другой истории возникли только во время наполеоновских войн и получили название «колонны к атаке».
Барабаны забили чаще. Это было последним шансом – сблизиться с противником как можно быстрее и уже в рукопашной переломить ход сражения.
На этом пути их ждал еще один сюрприз. Местность чуть повышалась, и старательно выкопанный вдоль всей линии ров заметили, когда он был уже рядом. Неширокий, метра три с небольшим, как раз чтобы не перепрыгнуть, и неглубокий, однако с отвесными стенками, чтобы не очень легко было спуститься и еще труднее – вскарабкаться наверх.
Поредевшие шеренги поневоле приостановились и немедленно получили залп картечью. Довеском к нему дружно ударили револьверные ружья. Дистанция для последних была такова, что большинство пуль попадали в цель. Если же учесть, что первым делом выбивались офицеры…
Шведы успели дать один ответный залп. Как было принято, больше дружный, чем прицельный. В ответ первые ряды русских колонн опустились на колени, давая задним возможность стрелять.
Залп, и опускается очередная шеренга. Еще один – и дружно приседает следующая. И так до самых последних. И торопливо посылают пулю за пулей егеря, и покрывают царящую трескотню громом своих пушек артиллеристы…
Шведские пули и ядра тоже сумели нанести противнику потери. Тем не менее происходящее больше напоминало расстрел. Вторая линия подоспела ко рву, когда от первой почти ничего не осталось. Сразу получила свою порцию картечи и пуль и торопливо устремилась в ров. Уже непонятно, с какой целью – все же атаковать или хоть на время укрыться от смертоносного свинцового ливня.
Это тоже было предусмотрено. Небольшие бомбометы, давно пристрелянные как раз для подобной цели, дружно громыхнули. Бомбы описали крутую кривую, упали в ров, и оттуда полыхнуло взрывами, а следом раздались вопли боли.
Тех, кто пытался вылезти на «русскую» сторону, встретили выстрелы ружей егерей, перезарядивших барабаны.
– Вперед! – Командор выхватил шпагу, показывая путь.
Колонны бегом бросились в атаку. Солдаты на ходу передавали вперед заранее изготовленные мостки. Переправа была тщательно отработана и не заняла много времени. Лишь некоторые батальоны развернутыми шеренгами выстроились вдоль края рва и наставили оружие на находившихся внизу.
Шведские солдаты были храбрыми вояками. И кто их упрекнет, что они стали сдаваться в плен? Не помирать же без всякой надежды не то что на победу, но даже на неравный последний бой?
Не все и не везде шло так гладко. В отдельных местах обрывки шведских линий пытались сопротивляться. Им на подкрепление двинулись драгуны. Лишь доскакать не смогли.
Гранье расчетливо выпустил по кавалерии ракеты. Свист, огонь и разрывы напугали лошадей, и вместо стройных шеренг поле покрылось носящимися в беспорядке в разные стороны всадниками.
– Клюгенау! Эта шеренга твоя! – Командор указал своему бывшему заместителю на самый большой шведский отряд.
– Яволь! – Клюгенау махнул своим егерям, и те торопливо двинулись на врага.
Шведы сноровисто вставляли в ружья багинеты, готовясь к рукопашной. Егеря двумя небольшими колоннами сблизились с неприятельским строем. Пользуясь тем, что штык не мешает стрелять, первые шеренги дали залп в упор, фактически без промахов, и лишь затем нанесли направленные удары.
Вражеская линия легко порвалась в двух местах. Колонны, повинуясь призывному взмаху своего полковника, развернулись и принялись методично перемалывать уцелевшие части шеренги.
Кто-то из шведов старался подороже продать свою жизнь, но дух большинства был уже сломлен разгромом.
Лишь местами еще кипела схватка. Вдали виднелся небольшой резерв, наполовину пехотный, наполовину конный. Только никакой роли он уже сыграть не мог. Разве что попробовать прикрыть отход своего короля, если тот попытается найти спасение в бегстве.
В ту сторону галопом помчались драгуны Шереметева. Впереди Кабанов заметил размахивающего шпагой Алексашку. Чуть приотстав, туда же неслись казаки.
Откуда-то выскочил разгоряченный Ширяев. В руке он сжимал повод второй лошади, на которой сидел какой-то полноватый швед без треуголки. Судя по шитью на мундире – какой-то генерал, уже успевший подрастерять былую спесь.
– Мы сделали их, Командор! – восторженно проорал Ширяев. – Сделали! Устроили Полтаву под Ригой! Пусть знают наших!
Кое-где еще слышались выстрелы, все еще неслась к выстроившемуся шведскому резерву кавалерия, но это были уже мелкие штрихи.
Шведской армии как могучей организованной силы больше не существовало. По крайней мере той ее части, которая высадилась в Прибалтике.
И торжествующе звучал над полем крик:
– Мы сделали их, Командор!
Часть вторая
Круги на воде
11. Прибалтийская осень
Деревья теряли остатки листвы. Уже не празднично нарядные, а невзрачные, пожухлые листья обреченно раскачивались вместе с кронами под порывами холодного приморского ветра, слетали то поодиночке, то небольшими группами, падали в грязь, словно норовя прикрыть ее от глаз путников, хоть чуть облагородить пейзаж.
Одни только наклонившиеся прочь от моря сосны стояли уверенные в себе, не боящиеся ни бесконечных дождей, ни зимних морозов. Хотя и под ними все было густо усыпано хвоей.
Впрочем, дождя, к счастью, сейчас не было. Даже солнце порой проглядывало в просветы уносящихся прочь облаков, словно надеясь своим мимолетным появлением немного скрасить довольно безрадостную картину.
Если только смотреть, то унылая, безнадежная пора.
Зато если слушать, то впечатление сразу менялось.
Откуда-то издалека, приносимый ветром, доносился бодрый перестук топоров. Еще подальше уже можно было расслышать взвизгивание пил. Еще дальше – людские голоса. Кто-то покрикивал, кто-то что-то указывал, кто-то просто тянул монотонную песню, некое подобие своеобразной шенги, знакомой каждому, кто хоть раз выходил в море.
Деревья наконец чуть расступились, и лорд в очередной раз поразился кипучей энергии молодого царя.
Здесь, между Ригой и Динамюнде, вырастала новая верфь. И не только верфь. В нескольких местах уже виднелись остовы новых кораблей. Повсюду трудились люди. Судя по одежде, лишь в крайне малой части своей из местных, а в большинстве – присланных или пригнанных сюда из России.
Иногда среди сермяг и зипунов виднелись военные мундиры и просто немецкое платье. Петр не делал особой разницы в положении подданных. Если работать, то уж всем, невзирая на сословие и древность рода. Труженик по натуре, монарх сам старался быть примером во всем. И в трудах, и в гулянках.
