Что-то неприятное зародилось в душе. Внешне я этого не проявил и вообще продолжал сидеть так, словно нахожусь в кабаке один.
– Ведь заплатишь? А? Эй, немец! К тебе обращаюсь!
Немцем я никогда не был. И уж тем более не собирался за кого-то платить. Шаровиков всегда достаточно. На всех не напасешься. Даже если бы хотелось.
Мне никогда не хотелось служить падению ближнего. Чужие деньги развращают. Соответственно, развращать кого-то грех. На моей душе других грехов висит достаточно.
– Эй! Немец! Чего молчишь, как немой? – Говоривший недобро засмеялся от примитивного каламбура.
Сразу несколько человек поддержали его. Но кто-то, понимавший веселье чуть иначе, торопя его, выкрикнул несколько непечатных эпитетов и гипербол. Так сказать, решил проявить знакомство с филологией.
Эх, не слышал он, как изощренно выражались наши ребята на палубах! А тут что? Столичный уровень. Чувство есть, но ни ума, ни фантазии. Я бы на его месте сгорел со стыда от собственного убожества.
– Глухой, да? – Над моим столом навис вожак с перебитым носом. С его повадками даже удивительно, что остальные кости целы. Насчет мозгов не говорю.
У человека трагедия. Левое полушарие ампутировали по болезни, а правого от рождения не было. Потому никакие сотрясения мозга ему не грозят.
– Месье, вы не находите, что довольно невежливо обращаться к человеку, которому вы не представлены? – Я намеренно выражался на французском. Английский не распространен, стрельцу точно не знаком. А так – может, поймет.
Внутри было неприятно, как бывает порой перед схваткой. Тем более такой бессмысленной.
Стрелец не понял и французского. Руки потянулись к моему камзолу, да так и застыли.
Когда не понимают слов, приходится подыскивать более наглядные аргументы.
– Ша, парниша! Щас пообедаешь без помощи рта! – Я постарался, чтобы в моем голосе прозвучал одесский акцент.
Правда, мне никогда не доводилось бывать в этом славном городе. А стрелец, по понятным причинам, даже не подозревал о его грядущем существовании. Совсем как те арканарские штурмовики, которые понятия не имели о грузовом вертолете на холостом ходу.
Зато упершийся прямо в живот взведенный пистолет был моему противнику явно известен. Как и цели, для которых он служит. Иначе, с чего недавно такое красное лицо с переломанным носом вдруг заметно побледнело? Загар и тот словно исчез. Но южный загар никогда не славился своей долготой. Сходит обычно еще до зимы. В крайнем случае – до Нового года.
Пуля в лоб, конечно, надежнее, если лоб не чугунный, однако в живот – мучительнее. Учесть состояние медицины, антисанитарию и прочее – шансов выжить весьма немного.
Всегда поражало, как самые глупые и упертые люди вдруг начинают все сознавать и понимать, едва речь заходит об их жизни. А может, я не совсем прав, и стрелец не был таким идиотом, каким показался мне сначала. Мало ли в каком обличье мы предстаем перед чужим взглядом!
Прочие члены компании оставались сидеть. Одного стрельца, с их точки зрения, вполне хватало, чтобы вытрясти из случайного немца деньги, а будет сопротивляться – тогда и мозги. Другой оборот событий в их головы не приходил.
– Чего бузите? – Киношные выходы на улицу с прижиманием ствола к боку заложника наяву могут быть опасными. Как влепит кто-нибудь бердышом сдуру, не пожалев товарища! Ну, успею я его застрелить. А вдруг он не товарищ им вовсе? – Шум подняли, бунтовать собираетесь. А того не ведаете, что уже за егерями давно послали. Сколько отсюда до Таганрога? Ходить они умеют. Вот подойдут через часок и как устроят побоище! Они татар и турок били. Вы им – раз плюнуть.
После возвращения Кабанова из рейда мнение о его солдатах поднялось высоко. Сами участники всячески расписывали собственные подвиги, преувеличивали силы врагов. Факт, что отряд вернулся не только с небольшими потерями, но и с хорошей прибылью, заставлял поверить в воинские байки. Как наши пиратские подвиги стократно преумножались молвой и представляли нас в ореоле непобедимости, и это в свою очередь заставляло обмирать сердца врагов. Даже если реально они были сильнее нашей крохотной эскадры.
Так и здесь. Стрельцы могли заводить себя, расправляться в мечтах со всеми явными и кажущимися врагами, но при известии о нашествии егерей запал куда-то делся.
– Мой вам совет: не будите лихо, пока спит тихо. Не плюй против ветра, когда ветер давно превратился в ураган. Хотите воевать – поступайте в солдаты.
Нет – вам дана возможность жить мирно. Так живите, пока головы не полетели! Цыглер тоже ерепенился. И где он сейчас? Хотите отправиться следом?
От агрессивности моего собеседника не осталось и следа.
– Васька! Ты скоро? – окликнул его кто-то из компании.
– Немец понравился?
Последнюю фразу сопровождал недружный смех. Кто-то из нетерпеливых поднялся, желая помочь разобраться со мной побыстрее. Раз вопреки ожиданиям у одного не получилось.
Васька повернулся к приятелям, на мгновение позабыв про наставленный на него пистолет:
– Тихо вы! На Азов егеря идут!
И в кабаке на самом деле стало тихо.
Я спокойно поднялся, спрятал под камзолом пистолет и направился к выходу. Уже у двери остановился.
– Я все понимаю, мужики. Но вы же у себя дома не будете терпеть бардак. А страна тоже дом. И хозяин у нее есть. Не перли бы вы против. Бесполезно.
Не знаю, поняли ли они мою краткую речь. Хотелось бы…
14. Компания
– Застращал, говоришь? – веселился Командор.
За смехом он даже забывал затягиваться трубкой, и последняя давно погасла.
– Не застращал, а облагоразумил, – наставительно отозвался Флейшман, важно и потешно приподнимая указательный палец.
Присутствующие вновь засмеялись. Здесь собрались все свои. Кабанов, Ширяев, Сорокин. Не хватало лишь Гранье, но канонир воспользовался затишьем и пару дней назад умчался в Коломну, проверять, как обстоят дела с литьем новых пушек и все ли в порядке с пороховой мельницей. С ним отправился Петрович. Женевьева, жена Ярцева, должна была скоро родить, и шкипер еще до своего отправления в дальнее плавание просил врача побыть это время рядом. Акушерки, вернее, повивальные бабки были, а доктор по нынешним временам – редкость. Где они с Юрием разминулись – кто знает? Один сплавлялся по реке, а другой мчался по суше.
– Гроза пиратских морей Флейшман напоминает заблудшим душам о возможном приходе своих товарищей. Вот уж никогда не думал! – покачал головой Ширяев.
Ему хотелось повидать жену и детей, но помимо семьи у каждого мужчины обязана быть работа. И обязательно друзья. Те, с которыми прошел все огни и воды и которые давно стали частью тебя.
– Век живи, – усмехнулся Сорокин.
