К счастью, перечисленные трудности являлись единственными. Нынешние властители полуострова привыкли, что под угрозой находится только путь через Перекоп. Им в голову не приходило, что с занятием Азова и наличием минимального флота мы получили возможность нанести удар там, где нам удобнее.
Конечно, не совсем. Сорокин обстоятельно поведал мне обо всех недостатках кораблей и их экипажей. Чуть позже я сам убедился в этом, хотя полностью доверял Косте в подобных делах.
Ни галеры, ни два тридцатишестипушечных корабля, «Апостол Петр» и «Апостол Павел», доверия не внушали. Сделанные из сырого дерева на скорую руку, они были пригодны для плавания по реке или вблизи берегов, но первый же серьезный шторм был для них опаснее любого неприятеля.
И совсем никудышными были команды. Новоявленные матросы моря в глаза не видали, корабельного дела толком не ведали, и хоть учили их, да разве на берегу толком научишь?
Короче, в Черное море с нынешней эскадрой выходить было равнозначно самоубийству. Вот если бы со мной по-прежнему были былые соратники…
Пришлось обходиться так. После нескольких кратковременных выходов эскадра приняла на борт десант и двинулась в первый боевой поход. Не могу сказать, чтобы все шло гладко, но погода, к счастью, благоприятствовала, расстояние было небольшим, да и само море больше напоминало крупный залив. Во всяком случае, мне, привыкшему в последние годы к другим масштабам и глубинам. И лишь вместо привычного Кабана над нами развевались Андреевские флаги. Мы с Сорокиным сумели убедить Петра, что флот должен иметь свои символы, и настоять на принятии косого голубого креста, который появился бы без нашего вмешательства, однако несколько позже.
Высадка прошла почти безупречно. С небольшой скидкой на неопытность новоявленной морской пехоты. Мой полк да две сотни казаков – огромные силы для пиратского Командора.
Казаками командовал Лука. Тот самый, с которым мы когда-то вместе отражали натиск турок при движении к Азову. Он вызвался идти со мной добровольно и сам набрал нужное количество людей.
Впрочем, казакам свойственно пускаться и не в такие отчаянные предприятия.
Артиллерией командовал Гранье. Четыре пушки и ракетная установка. Больше тащить в набег не имело смысла. Зато канониры были натасканы великолепно. Каждый из расчетов во время стрельбы делал одну операцию, доведенную до автоматизма. В итоге скорострельность возросла в несколько раз. Не знаю, как до подобного разделения не сумели додуматься в Европе, но до Наполеоновских войн артиллерию можно было считать богом войны в поле с большой натяжкой. Разве что при осаде крепостей…
Десантировались мы почти у самого основания перешейка, отделяющего Керченский полуостров от остального Крыма. И сразу двинулись к цели.
Еще в Москве из пленных татар я выбрал пару проводников. Люди всегда падки на деньги, и потому проблема привлечь кого-то на свою сторону не настолько велика, как принято думать. Вдобавок ко всему, одному из казаков тоже доводилось прохаживаться нынешним маршрутом. Еще в первом Азовском походе Карп Синельников попал в плен, и в числе прочих невольников этапирован в Кафу. Сметливому казаку удалось бежать, но за время скитаний он сумел порядком изучить местность.
Шли быстро, насколько позволял рельеф и царившая жара. Впереди и по сторонам дозорами маячили казаки. В центре колонны тянулась артиллерия и полтора десятка повозок с боеприпасами. Все остальное люди несли на себе.
Нашего визита не ждали настолько, что весь первый день нас вообще никто не тревожил и не замечал. Прошла спокойная ночь. Костры не разжигали. Город был поблизости. Весь марш строился на том, чтобы выйти к цели утром. И лишь ближе к Кафе, или Кефе на турецкий лад, дозорные казаки сообщили, что за нами следят.
– Пусть. Поздно. Только посеют среди своих панику. – Я делал вид, что все идет строго по плану.
За весь путь отставших не было. Остаться здесь в одиночку означало попасть даже не в плен – в рабство. Лучше идти из последних сил, но вместе со всеми.
– Примкнуть штыки!
Штык – еще одно наше усовершенствование. Потешные полки вооружены багинетами и в итоге в бою поставлены перед выбором – то ли стрелять, то ли колоть. Багинет, как известно, вставляется в ружейное дуло со всеми неизбежными последствиями.
Кафа уже где-то совсем рядом, и осталось привести в исполнение первоначальный план.
Нынешний полк – это десять рот, плюс учрежденная охотничья команда, или по существу – одиннадцатая рота. Итого – полторы тысячи штыков. Следовательно, нельзя показать хозяевам города наши подлинные силы. Задавят толпой. Если сумеют ее организовать.
По моему вызову рядом оказываются заместители и ближайшие помощники. Ширяев, Гранье, Лука и барон фон Клюгенау, занимающий должность большого полкового поручика, иными словами – подполковника. Я бы предпочел Григория, но тот только капитан, а чин и должность в настоящее время – синонимы.
Хотя навязанный мне заместитель – профессионал крепкий и потихоньку впитывает новое в вооружении и тактике.
– Разделяемся. Ширяев – три роты и полсотни казаков. Клюгенау – тоже, плюс артиллерия Гранье. Со мной – оставшиеся роты, охотничья команда, казаки и ракетный станок. Жан-Жак, задача – перекрыть огнем бухту, чтобы ни одно корыто не смогло ее покинуть. Вопросы?
– Не слишком мы рисковаль? – пользуется случаем Клюгенау. – Нас мало, а мы разделяем силы.
– Дитрих, – проникновенно сообщаю я, – воюют не числом, а умением. Еще – нахальством.
– Что есть нахальство? – не понимает подполковник.
Русский он старается освоить добросовестно, как и надлежит выполнять любое дело истинному немцу.
– Это когда ты убеждаешь противника, что он слабее тебя. Даже если дело обстоит наоборот, – поясняю я.
Дитрих задумывается, переводя мысль на немецкий, и потом важно кивает:
– О, йа-а! Хорошо сказано, герр полковник.
Лука хмыкает. Он с некоторым предубеждением относится к иностранцам.
– Больше маячьте, чем вступайте в бой, – напутствую я напоследок. – Будем брать на испуг.
Вся операция подготовлена из расчета, что никакого гарнизона в Кафе нет. Зачем он нужен? Черное море – это внутреннее озеро турецкого султана. Враги здесь не появлялись много лет. Точно так же, как никому давным-давно не удавалось вторгнуться в Крым. Если в Керчи еще сохраняется крепость, то Кафа – торговый порт. Крупнейший невольничий рынок юга.
Кстати, именно здесь французы частенько покупают гребцов для галер. Неприятно, но моя здешняя официальная родина – союзница турецкого султана, то есть как бы враг России.
– Ахмед, – подзываю одного из татар. – Проведешь отряд к выходу из бухты – слово офицера: будет тебе свобода и деньги.
– Моя проведет. Моя знает каждый камень. – Лицо татарина чуть озаряется предвкушением награды.
