Сам я надеялся, что выбор будет. Конечно же, в нашу пользу.
Мы едва не летели навстречу судьбе. В правильном бою линкор мог порядком поколошматить своей тяжелой артиллерией, и оставалось надеяться лишь на стремительность маневра.
Британцы заметили нас слишком поздно. Мы подходили почти с запада, с темной стороны горизонта. Да и не сразу определишь, что за корабли уверенно идут на сближение. Нам-то по всем канонам полагалось бы немедленно удирать.
Не любитель я стандартных решений.
На вражеских кораблях засуетились. И линкор, и фрегат стали поднимать якоря. На мачты торопливо полезли марсовые. Заиграл горн, приказывая заряжать орудия. Но пока их еще зарядишь…
Высокий борт линкора оказался совсем рядом. Мы накатывались на него, и уже не было силы, способной предотвратить неизбежное.
– На абордаж!
И рев команды повторил следом:
– На абордаж!
Когда звучит сигнал вперед,
В бою никто не отстает,
И каждый хочет жизнь свою продать дороже…
Жаль, не было над нами Веселого Кабана.
Но некогда жалеть. Шпага в руке, борт – рядом.
Столкновение…
17
Отец и дочь. Родина
– Признаюсь вам как старому другу, Эдди, кое-кто был сильно недоволен вашими действиями в Вест-Индии. А некоторые попытались пойти еще дальше и причислить вас к тайным сторонникам свергнутого короля. – Первый лорд Адмиралтейства скупо улыбнулся, показывая, что он сам ни за что не поверил бы подобной ерунде. – Но они слишком перегнули палку. Ваша верность Вильгельму неоспорима. Однако тяжелое положение островов…
Его собеседник подождал, не последует ли продолжение, и лишь когда удостоверился, что речь пока закончена, ответил:
– Такое положение сложилось еще до моего прибытия на Ямайку. Более того, по нерасторопности команды фрегата я, как вам несомненно известно, по пути попал в плен.
Первый лорд важно кивнул, подтверждая, мол, известно.
– Когда же плен закончился, положение островов было плачевным. Эскадра погибла по вине командора Пирри и моего предшественника, недооценивших противника. Кингстон подвергся налету. В итоге на день моего появления не оставалось никаких сил, дабы пресечь действия французских флибустьеров.
Новый кивок подтвердил, что и это объяснение является непреложным фактом, оспорить который невозможно.
– Ваш предшественник казнен за государственную измену, – счел нужным дополнить первый лорд. – Жаль, что мы не смогли проделать то же с командором Пирри из-за его бесславной гибели.
Лорду Эдуарду почудилось, что в словах его старого друга звучит намек на вполне возможную судьбу, ожидающую следующего губернатора заморских колоний. То есть уже его самого.
– Острова отстоят на большом расстоянии друг от друга. Предугадать, когда и где будет нанесен следующий удар, почти невозможно. Отсутствие же флота связало меня по рукам и ногам. – Несмотря на неприятный холод в сердце, лорд Эдуард говорил бесстрастно. – Наши испанские союзники попытались атаковать Пор-де-Пэ, но были наголову разгромлены.
– Не повезло, – прокомментировал первый лорд, при этом не сумев до конца скрыть удовольствия.
Проигрыш союзника способен радовать не меньше, чем разгром врага. Порою даже больше. Нет ничего хуже чужой победы на фоне собственного поражения.
Говорить дальше собеседник первого лорда не стал. Просто потому, что дальше следовали уже чисто его ошибки.
– Но был еще один захват пиратами Кингстона, – напомнил ему первый лорд. – А затем – рейд по остальным нашим островам.
– Нам попался весьма достойный противник, – признался бывший губернатор. – Один его налет на Картахену чего стоит. Хотя войск у испанцев было не в пример больше, чем у нас.
– Вы говорите о Санглиере?
– Да. Но мы все же смогли выдавить его из Карибского моря. И наше положение в конце моего правления было на редкость твердо.
Все-таки лорда Эдуарда выдавали руки. Пальцы то сцеплялись в замок, то шевелились, словно умывая друг друга.
– И где он теперь? – Первый лорд поинтересовался словно между прочим, однако хорошо знавший его Эдуард сразу заподозрил подвох.
– Не знаю. Он ушел из Вест-Индии на одной бригантине. Как говорят очевидцы, продав перед этим дом и забрав семью.
Конечно, лорд Эдуард знал гораздо больше об уходе Санглиера, но только рассказывать подобное явно не следовало.
Вряд ли какие-то слухи просочились в Англию. Практически все свидетели были, слава богу, мертвы, а старый добрый сэр Чарльз молчал, как рыба.
Первый лорд поднялся с кресла и не спеша прошелся к камину. За окном был привычно-серый и холодный осенний лондонский день, готовящийся перейти в еще более мрачный вечер. Поэтому пламя поневоле навевало ощущение уюта, домашности беседы.
Лорд Эдуард тихонько вздохнул. С климатом на покинутых островах дело обстояло гораздо лучше. К тому же там он был полновластным хозяином, а здесь…
Как холодно на сердце!
– Я все это сумел доказать и пэрам, и королю… – заявил от камина первый лорд.
По своему положению он знал все, что может сказать Эдуард, но, как видно, хотел послушать своего давнего друга.
«Сумел доказать…» От сердца отлегло. Лишь почему-то по-старчески стали подрагивать пальцы.
– Разумеется, на некоторое время вам лучше отойти от дел. Недовольных вашей деятельностью много. Лучше, чтобы они пока не имели к вам новых претензий. Оно и к лучшему. Отдохнете, наберетесь сил. После такой нагрузки это сделать просто необходимо, – продолжал вещать первый лорд.
Небольшая опала гораздо лучше, чем позорная казнь. Его предшественник дорого бы отдал за подобный исход. Однако у него не было таких влиятельных друзей. И вот – итог.
– Что слышно о французском десанте? – спросил лорд Эдуард.
Теперь он мог позволить себе поинтересоваться другими делами, а не только своей судьбой.
Первый лорд едва заметно передернулся, словно от камина повеяло не теплом, а холодом.
– Почти ничего. Расстояние большое. Поэтому пока дойдет до Лондона… Мы отрядили в погоню эскадру, потом дополнительно послали на помощь еще несколько кораблей, но результат еще не известен. Кроме того, мы непрерывно ведем наблюдение за Брестом. Турвиль продолжает стоять там настолько спокойно, словно происходящее его ни в коей мере не касается. Возможно, французы поняли, что ничего у них не выйдет. Без сопротивления высадить десант мы не позволим, а в случае сражения при любом раскладе они понесут такие потери, что операция сорвется. Но свои силы мы вынуждены держать в кулаке.
