Броневик поднял тучу пыли, вывернул из ворот и покатился к лагерю.
* * *
— Тундра, возьми пятерых человек и дуй ко входу в тоннель. Пройдешь по правой стороне, найдешь стальную дверь с кодовым замком. Замок механический, код «два-три-два-пять-два», только входите осторожно. Если найдешь что-то типа дрезин, так будет просто замечательно. Осмотришь ходовую часть и питание, на предмет — сможем воспользоваться или нет. Идите втроем, двое на подстраховке, на всякий случай.
— А стенка? — Тундра посмотрел на командира.
— Что стенка? — Капитан недоуменно посмотрел на него.
— Чего с ней делать-то? Там же раствор намертво схватился.
— Вот засада-то, а?! Кувалду возьми, он тебе ее расковыряет за несколько минут. Стены там крепкие, не обвалятся, не на такое рассчитаны были. Давай, давай, Тундра, у нас на все про все часов шесть от силы, езжай.
— А я-то, дурень, подумал, что ты и правда послал кого-то стену убирать, — усмехнулся Инженер. — Рискуем, Капитан, рискуем.
— И что? — Кэп закурил, окутавшись клубами ароматного дыма. — У нас с тобой вся жизнь один сплошной риск, так что не в последний раз явно.
— Ты уверен, что не стоит вызывать кого-то из наших?
— Не успеют они, Инженер. — Капитан задумчиво смотрел, как команда Тундры грузится на его, Капитана, собственный броневик. — Связывался уже я с нашими, еле достали, но все-таки справились с Ганом. Младший Мастер сейчас на Оке, он не успеет. Князь у Мурмана, так что сам понимаешь, а вот Голландец уже вышел, и прет прямиком сюда. Но не успеет он, ему дня два на дорогу надо, а твари, скорее всего, не сегодня, так завтра выйдут снова. Так что, крути не крути, вынуждены мы идти вниз, хоть и не хочется столь малыми силами. Не верю я Грифу, сам понимаешь, не с чего ему верить.
— Это точно. — Инженер потрепал себя за бороду. — Ублюдок он еще тот, скотина мстительная… Думаешь, хочет подставить напоследок?
— Да кто же знает-то? — Кэп затянулся поглубже, чуть кашлянув. — Сам пойду, близнецов подготовь тоже, проверь, что да как у них там со всеми системами. Деваться нам некуда, сам понимаешь. Если тварей там действительно много, то Герц может их выпустить в любой момент. Представляешь, что будет на улицах, особенно если он днем это сделает? Представил? Вот и мне страшно, брат, очень страшно.
— Пойду с вами, куда деваться… — Инженер кивнул, как показалось Капитану, сам себе. — Всем идти вниз, так всем.
— Не дури, — голос командира сразу стал жестким. — Вот кому-кому, а тебе я идти запрещаю. Фрост пойдет, Медовая, Файри, Ган, все, кроме тебя и Лисы. И не спорь! Я погибну — другой появится, ты останешься внизу — где нам найти такую голову, не скажешь? Все, Инженер, не обсуждается. Иди готовь Первого со Вторым, инструктируй там и прочее.
Он посмотрел на уходившего в сторону своего «крузера» товарища и покосился на Енота, все еще торчавшего рядом:
— А ты чего стоишь, Енот? Иди давай уже, тебя наверняка кое-кто заждался.
И поднялся по металлической приступке штабного механического монстра, чтобы достать из стенного шкафа давно не пользованный комплект собственной бронезащиты, проверить старый, надежный и безотказный «Бульдог», да и просто подумать перед тем, как спускаться вниз. Туда, где, возможно, этой ночью останется весь его, Капитана, отряд. Коллектив, который давно стал большой и дружной семьей, где находилось место всем. И вечно ворчащему собачнику Волхву, и доброй стряпухе Мамачоле, и неразговорчивому, надежному как двигатель его собственного «Жнеца» механику-водителю Дизелю. Он собирал их долго, настойчиво и упорно, создавая из разрозненных людей то, что помогало им все эти годы. Стоило оно все того, что может ожидать их впереди? Да, мысленно ответил себе Капитан, конечно. Ведь самое главное — делать то, что нужно и что ты сам любишь. И всегда идти до конца по той дороге, что выбрал.
* * *
Енот пошел в сторону машины Инженера, понимая, что Ган наверняка уже успел сделать все, что он его просил, и сейчас занимается чем-то еще. Тундра уехал, не захватив его с собой, и сейчас Енот не знал чем заняться, ожидая вечера и внятной команды. Пока в лагере царил рабочий беспорядок, где каждый его участник делал что-то нужное. Он прошел большую часть расстояния до своей цели, когда его окликнули от палатки.
Парень оглянулся и не поверил собственным глазам. Навстречу шел худой дылда Ферзь, полностью свободный от бинтов и довольно улыбающийся. Да, на его лысой голове были четко заметны новые шрамы и поврежденные участки кожи. Но шрамам на вид было не меньше месяца, тогда как на самом деле им едва исполнилось трое суток. То же самое и с обожженной кожей, которая уже не была тонкой и розовой. Она просто казалась более бледной, чем соседние участки.
— Здорово, брат! — Ферзь поздоровался. — Ты чего так вылупился на меня, будто увидел Мэдмакса, раздающего новогодние подарки?
— Но… Шрамы вон…
— А, это… Ерунда, Енот, заживает все как на собаке, вот и все. Ты это, идешь куда?
— К Гану, у него оружие и прочее все, заберу, проверю еще раз…
— Ммм… понятно. Ты это, зайди вон в палатку, где мы с тобой валялись. Давай, давай, на процедуры, так сказать. Ну, все, пошел я.
Енот посмотрел ему вслед, пожал плечами и пошел к палатке. Ухо у него уже не болело, да и перевязки делать не нужно было. Корка, образовавшаяся на ране очень быстро, отвалилась сама собой еще утром. Но мало ли? Вдруг перед каждым запланированным боем существовал какой-то особый осмотр? Он подошел к палатке и отодвинул входной клапан в сторону.
Внутри, на удивление, было достаточно темно. Лампа, обычно светившая на столбике-держателе, была выключена. Енот постоял, привыкая к темноте.
— Прикрой вход, — голос, раздавшийся с той стороны, где стояла его кровать, идентифицировать было просто. Так как это был не слегка хрипловатый голос Лисы. Там была Медовая. — Закрывай, дурень, и иди сюда.
Пальцы автоматически затянули шнуровку сверху донизу и завязали на узел. Сердце глухо бухало в груди, на лбу неожиданно выступил пот, совсем-совсем холодный. Енот сделал несколько шагов, аккуратных, чтобы не наткнуться на спинки еще двух кроватей. Глаза быстро привыкли к полутьме. Медовая сидела на краю кровати, одетая только в майку и узкую полоску трусиков. Ботинки стояли рядом, одежда лежала на тумбе.
— Иди ко мне, Енотище… иди сюда. Вот глупый, чего встал столбом? Да ладно, неужели никогда… Сладкий ты мой, как же такое могло получиться-то? Иди сюда…
…Не существовало ничего, кроме мягкой, пахнущей чем-то цветочным кожи, маленькой и нежной груди, прикрытых глаз с длинными ресницами и рук, вцепившихся ему в затылок и в спину. Он чувствовал ее, такую нежную и одновременно жесткую, сжимающую его крепкими и сильными бедрами, засасывающую куда-то глубоко-глубоко, откуда не хотелось выныривать и где было мягко, тепло и хорошо. И когда она вздрогнула, подавшись к нему всем телом и вцепившись еще сильнее, то он не смог больше ждать конца этого падения. И мир вокруг взорвался на много-много разноцветных и красивых кусочков, закружившихся вокруг в бешеном калейдоскопе.
