— Вот, взгляните, например, на это! — Антон
Антонович подал Маркизу массивный альбом в кожаном переплете, на каждой
странице которого были помещены изящные гравюры с видами европейских столиц —
Вены, Парижа, Амстердама, Лондона. — Не хотите ли немного хереса? —
вспомнил Антон Антонович о законах гостеприимства, пока Леня перелистывал
альбом.
— Коньяку, если можно! — Маркиз с явным сожалением
оторвался от гравюр. — Прекрасные работы! Чувствуется рука мастера!
Твердая, уверенная линия, прекрасное чувство композиции…
— Благодарю вас… но вы так и не сказали, чего хотите от
меня в обмен на пластинку, — напомнил ему хозяин. — Как я понимаю, вы
хотели бы заказать мне какую-то гравюру?
— Да, действительно! — Леня пригубил коньяк и
изобразил на лице восторг. — Прекрасный коньяк! Напиток богов!
Действительно, хотел… Дело в том, что, насколько я знаю, не так давно вы
сделали одну работу для моего знакомого, некоего Прохора Петровича…
— Вы с ним знакомы? — Гравер заметно
помрачнел. — Не самое приятное знакомство…
— Да что вы говорите? А мне он показался таким
приятным, благородным человеком! Он так любит оперу!
— Внешность бывает обманчивой! — Антон Антонович
брезгливо поджал губы. — Что это мы все о нем? Не найти ли нам более
приятную тему для беседы? И не хотите ли еще коньяку? У меня, как вы успели
заметить, коньяк замечательный, из подвалов одного французского любителя…
оперной музыки.
— Благодарю вас. Коньяк действительно отменный, но я
боюсь, что не смогу сохранить трезвую голову. Итак… отчего же вы так сердиты на
Прохора Петровича?
— Во-первых, он не выполнил своего обещания. Кое-что
пообещал мне за мою работу, помимо денег, и бесследно исчез. Но это не самое
неприятное… я привык к людской неблагодарности. Но он, ко всему прочему, еще и
жулик!
— Да что вы говорите! — Леня изобразил недоверие,
хотя был полностью согласен с Антоном Антоновичем. — Такой приличный, интеллигентный
господин… а все же, почему вы считаете его жуликом?
— Видите ли, — Антон Антонович понизил
голос, — он просил меня никому об этом не рассказывать, а выдавать чужие
секреты — не в моих правилах…
— Даже если вы считаете его жуликом?
— Даже в этом случае!
Маркиз хотел было использовать какие-нибудь
сильнодействующие аргументы, но в этот момент из прихожей донеслись звуки
Доницетти: кто-то позвонил во входную дверь.
— Одну секунду! Кажется, это мой друг! — Антон
Антонович порозовел до корней волос и бросился на звонок, как сказали бы лет
двести назад, на крыльях любви.
Маркиз вспомнил посещение филателиста Полуянова, едва не
закончившееся для того трагически, и вышел в коридор вслед за хозяином на тот
случай, если тому понадобится помощь.
Однако в квартире появился не лопоухий убийца с
красноречивой кличкой Дракула и не кто-нибудь из менее колоритных
представителей криминального мира, а смазливый юноша в узких черных джинсах и
темно-синей водолазке.
— Коленька, слава Богу, это ты! — заворковал Антон
Антонович, обнимая гостя. — Я так ждал тебя! Где ты пропадал, противный?
— Ждал? — Юноша оттолкнул гравера и повернулся к
Маркизу. — Вижу, как ты меня ждал! Только я за порог, как у тебя гости!
Кто этот тип? Кто этот неотесанный дундук? Честное слово, Антон, я был лучшего
мнения о твоем вкусе!
— Коля, ты все неправильно понял! — воскликнул
Антон Антонович, хватаясь за сердце. — Это вовсе не то, что ты думаешь!
Этот человек… он только что пришел… когда он позвонил, я даже подумал, что это
ты, поэтому открыл ему…
— Ха-ха-ха! — Коля деланно расхохотался. — А
что еще ты сделал, подумав, что это я? Мне всегда говорили, что ты —
легкомысленный, ветреный человек, что тебе нельзя доверять! Но чтобы до такой
степени! Стоило мне отлучиться на часок, как ты уже поселил в нашем доме своего
приятеля…
— На часок? — вскинулся Антон Антонович. —
Тебя не было два дня! Где, кстати, ты пропадал?
— Вот так всегда! Ты перекладываешь с больной головы на
здоровую… Я у тебя — домашний раб! Ты держишь меня в клетке, не выпускаешь из
дому! Если бы еще эта клетка была золотой, а то я должен выпрашивать у тебя
каждую копейку!
— Вот, кстати, этот человек, из-за которого ты на меня
так напустился, — он заказчик! Он хотел заказать мне гравюру, но ты своим
скандальным поведением отпугнул его!
Действительно, во время этой «семейной сцены» Маркиз
потихоньку перемещался к выходу из квартиры и сейчас уже готов был выскользнуть
за дверь: ему не улыбалась перспектива стать причиной ссоры между двумя
голубыми.
— Извините, Антон Антонович, я зайду к вам как-нибудь в
другой раз… — пробормотал Леня, взявшись за дверную ручку. — Сейчас,
я вижу, вы очень заняты…
— Но только, я прошу вас, подтвердите Коле, что нас с
вами связывают исключительно деловые интересы! Деловые интересы, и больше
ничего! — взмолился гравер, схватив Леню за руку.
— Да, конечно, исключительно деловые… —
пробормотал Маркиз, вырываясь.
— Вижу я, какие они деловые! — воскликнул
Коля. — Ты его прямо на моих глазах хватаешь!
— До свидания! — И Маркиз стремительно выскользнул
за дверь квартиры.
Приход ревнивого Коли сбил все его планы: в его присутствии
Антон Антонович был совершенно не способен ни о чем другом говорить или думать.
Сам смазливый юноша вызвал у Лени явные подозрения: его
бегающие глазки, явно наигранный приступ ревности… наверняка этот красавчик,
как сейчас говорят, разводит гравера на деньги. Но в принципе Маркиза это не
должно интересовать: каждый зарабатывает на жизнь как умеет, и сам Леня — тоже
далеко не святой. Его интересовало только одно: как бы еще раз поговорить с
Антоном Антоновичем один на один и выпытать у него информацию о «Розовом
Маврикии»…
В таких размышлениях Леня спустился на один этаж и услышал
снизу приближающиеся голоса.
— Ну чего, как ты думаешь, успел Колян сцену
подготовить? — говорил гнусавый голос с характерной для мелкой шпаны
растяжкой. — Пора нам заходить?
— По-по-годи еще чуток, — отозвался, сильно
заикаясь, второй. — На-на-надо, чтоб его старик хорошенько до-дозрел…
то-то-гда его легче бу-будет ра-развести…
Этот разговор чрезвычайно заинтересовал Леню. Его содержание
как будто отвечало на его мысли. Маркиз тихонько, стараясь не шуметь, поднялся
на два этажа выше и затаился на площадке над квартирой Антона Антоновича.
Двое неизвестных, вполголоса переговариваясь, подошли к
дверям гравера. Маркиз осторожно перегнулся через перила, чтобы разглядеть их.
Парни были молодые, лет двадцати пяти. Один из них —
бритоголовый качок с мрачным, насупленным лицом — то и дело посматривал на
часы. Второй, худой, с растрепанными рыжими волосами, явно нервничая,
оглядывался по сторонам.
