— Вот именно! — Лола подняла на своего компаньона
страдальческий взгляд. — Пожалуйста, пригласи нотариуса. Я знаю, они
выезжают на дом к тяжело больным людям.
— Да можешь ты мне наконец объяснить, что случилось?
— Ты ведь сам отправил меня в этот медицинский центр. В
общем, я даже благодарна тебе за это. Ведь иначе я так и не узнала бы, что я
очень больна…
— Что они там тебе наговорили?
— Они провели мантическую диагностику и выяснили, что я
тяжело и почти неизлечимо больна. Мне нужно пройти труднейший курс лечения, и
тогда, возможно, у меня появится шанс на выздоровление…
— Лолка, но я же отправил тебя на разведку! Ты видела
там того лысого мужика, за которым мы следили от «Райского сада»?
— Как ты можешь говорить о таких ничтожных вещах, когда
я, быть может, доживаю свои последние дни? — Голос Лолы дрожал, на глазах
появились слезы. — Я совершенно ослабела, едва переставляю ноги, а ты… ты
требуешь, чтобы я следила за каким-то уголовником, рискуя своей жизнью… тем
малым, что от нее осталось…
— Не пойму, — Леня пригляделся к своей
подруге, — ты что, «Даму с камелиями» репетируешь?
— Ужасный человек! — воскликнула Лола. При этом
она неосторожно разжала руку, которой прижимала к сердцу Пу И. Песик вырвался и
отбежал в дальний конец дивана. — Вот и собака не хочет разделить со мной
мои страдания! — простонала Лола. — Признайся, это ты его подучил?
Впрочем, я все тебе прощаю… нельзя уходить из этой жизни с грузом гнева и
обиды…
— Да… судя по всему, это серьезно! — проговорил
Леня, на всякий случай отступив к дверям. — Наверное, придется поговорить
с Иркой Соловьяненко… кажется, она сейчас сидит без работы…
— Что?! — Лола подскочила на месте, сняла с ноги
тапочек и швырнула его в Маркиза. — О чем ты хочешь разговаривать с этой
бездарностью, с этой уродиной, с этой кривоногой крокодилицей?
— Как о чем? — Леня подобрал тапочек, открыл
дверь, вышел в коридор и продолжил с безопасного расстояния: — Мне же надо
закончить работу, а ты явно собираешься взять отпуск за свой счет. Так что
придется поискать тебе временную замену…
— Мерзавец! Негодяй! Ничтожество! — завизжала
Лола, вскочила с дивана и бросилась за Маркизом, который стремглав удрал в свою
комнату и заперся изнутри. — Не думай, что эта дверь тебя спасет! —
кричала Лола, молотя по двери кулаками. — Ничто не защитит тебя от моего
гнева!
— Кажется, слабость прошла?.. — осведомился Леня
из-за двери. — Вот теперь я тебя узнаю… это прежняя, настоящая Лола! Может
быть, не нужно звонить Ирке? Может быть, ты сделаешь наконец то, о чем я тебя
просил? Лолка, время дорого, того гляди — Ухо сгонит Зозулина с квартиры, а ты
распустила нюни! Какая еще мантическая диагностика? Тебя элементарно разводят
на деньги!
— Ни за какие деньги не купишь здоровья! —
вздохнула Лола, но, наткнувшись на грозный взгляд своего напарника, сказала
слабым голосом: — Хорошо-хорошо, я выполню твое задание. Но когда я умру, ты об
этом очень пожалеешь!
На следующий день Лола снова появилась в медицинском центре
«Авиценна». На этот раз она прошла прямиком в регистратуру. Хорошенькая
сестричка быстро нашла ее карточку, заглянула в нее и сообщила:
— Сейчас как раз свободна Памела Агафоновна. Так что
можете пройти в кабинет гирудотерапии…
Лола вошла в просторный светлый кабинет.
За столом сидела крупная вальяжная женщина средних лет с
губами неприятного, излишне красного цвета. Перед ней на столе стояло несколько
больших стеклянных банок, в которых плавали, извиваясь, жирные крупные пиявки.
Повернувшись к Лоле, хозяйка кабинета облизнула губы и
пропела слащавым голосом:
— Заходите, моя сладенькая! Сейчас мы вас подлечим!
Сейчас мои пиявочки покушают вкусненького! — Повернувшись к банкам, она
осклабилась, постучала по стеклу ярко-красным ногтем и продолжила: —
Цып-цып-цып, мои деточки! Обед! Обед! Кто тут у нас больше всех проголодался?
Пиявки оживились и наперегонки бросились к поверхности воды.
Памела Агафоновна раскрыла Лолину карточку и заахала:
— Ой, какой запущенный случай! Ну ничего, мои малютки
вам обязательно помогут! Вы не смотрите, что они такие маленькие, у каждой моей
малютки по три челюсти, и в каждой челюсти — по триста острых зубов! Они знают
свое дело! Обычно мы ставим пациентам по три пиявки, но в вашем случае можно
стразу десять… вы немедленно почувствуете эффект!
Лола представила, как десять пиявок одновременно впиваются в
ее кожу. Десять, и у каждой по три челюсти… и в каждой челюсти по триста зубов!
Сколько же это всего? Почти десять тысяч!
— Мама! — едва слышно проговорила Лола.
— Ну, приступим… — Памела Агафоновна улыбнулась
Лоле, продемонстрировав полный рот мелких острых зубов. От страха Лоле
показалось, что у нее, как у пиявки, тоже три челюсти и сейчас эти челюсти
вопьются в Лолино горло…
Лоле стало нехорошо. Ее замутило от страха. Она стрелой
вылетела из кабинета и бросилась к двери с женским силуэтом.
Придя в себя, вернулась в регистратуру и жалобным голосом
сказала сестричке:
— У Памелы Агафоновны перерыв. Может быть, я схожу пока
к другому врачу?
— Можно, — сестра приветливо улыбнулась, — мы
всегда идем навстречу нашим пациентам! Сейчас как раз освободился Ли Боевич!
— Кто? — удивленно переспросила Лола.
— Ли Боевич, наш специалист по иглоукалыванию, —
пояснила девушка. — Настоящий мастер! — Она сделала какую-то пометку
в Лолиной карточке и закончила: — Проходите в шестой кабинет, слева по
коридору!
Лола подошла к двери шестого кабинета и на секунду
задержалась перед ней. Из-за двери доносились какие-то оглушительные вопли и
глухие звуки ударов.
«Что там происходит? — подумала Лола в испуге. —
По-моему, там кого-то пытают!»
Тем не менее она решительно толкнула дверь и вошла в
кабинет.
Прямо против двери сидел на корточках маленький тщедушный
китаец неопределенного возраста, в черном шелковом халате и широких штанах. При
появлении Лолы он неожиданно подпрыгнул, перевернулся в воздухе, ударил босыми
пятками в потолок, издал ужасный крик и снова приземлился в прежнем положении.
Лола опасливо попятилась и оглядела кабинет китайца.
По стенам были развешаны цветные гравюры с изображениями
драконов и тигров, а также схематические изображения утыканного длинными иглами
человека. Человек на этих изображениях выглядел очень несчастным. Он был так
густо утыкан иглами, что напоминал двуногого дикобраза. Около каждой иглы был
очень искусно нарисован иероглиф — видимо, это было что-то вроде иллюстрированного
справочника по иглоукалыванию. Еще в дальнем углу кабинета стояла красивая
ширма с расписными шелковыми створками, на которых были нарисованы ветки
цветущей сливы.
