Я не стал ждать, вышел и, спустившись опять на триста футов, направился к другому метро. Добравшись в Христофер, я пошел по Фэрэл-стрит к тупику и потом по аллее. Мертон все еще работал в саду, он приветствовал меня сдержанно, но холодно. Сказал, что Кирнс еще не вернулся, и о нем ничего не известно. Когда я повернулся, собираясь уходить, он неожиданно поднялся с колен и спросил:
– Вы говорили, что хотите купить картину?
Я сказал, что собираюсь, но естественно, что сначала хотел бы увидеть ее, и оставил его, качающим головой.
Я в четвертый раз пошел по Фэрэл-стрит, нашел такси, дал шоферу адрес, который может быть «да», а может быть «нет» был моим.
Когда мы в пять минут двенадцатого повернули с Восьмой авеню на Тридцать пятую улицу, впереди нас оказалось другое такси и оно остановилось у обочины перед тем каменным особняком. Я протянул шоферу банкноту, выскочил из машины и поднялся к дверям в то время, как пассажир из другого такси перешел через тротуар. Я никогда не видел его, я не видел его фотографий и не слышал его описания, но я узнал его. То ли дело было в его небрежной черной шляпе или шнуре галстука, то ли в аккуратных маленьких ушах и в лице, похожем на беличье, но я узнал его.
Я открыл дверь в тот момент, когда он подошел к подъезду.
– Я хотел бы видеть Ниро Вульфа, – сказал он. – Я Владо Кирнс.
Глава 7
Так как Вульф предполагал, что я привезу Кирнса, и именно поэтому мы должны появиться вместе, то мне легко было заставить его считать, будто я выполнил приказ. Но делать этого, конечно, не стоило. Поэтому, небрежно взяв черную шляпу посетителя и положив ее на полку в холле, я проводил его в кабинет и, назвав его имя, добавил:
– Я встретил мистера Кирнса на улице. Он приехал в одно время со мной.
Когда мы вошли, Вульф сидел за письменным столом и пил пиво. Он поставил бутылку.
– Следовательно, вы с ним не разговаривали?
– Нет, сэр.
Он повернулся к Кирнсу, усевшемуся в красное кожаное кресло.
– Не хотите ли пива, сэр?
– О, небо, нет! – подчеркнуто резко ответил тот, – Я пришел не за удовольствиями. У меня срочное дело. Я крайне недоволен советом, который вы дали моей жене. Вы, должно быть, загипнотизировали её. Она отказывается видеть меня. Она отказывается пользоваться услугами моего адвоката и даже не позволяет внести за нее залог. Я требую объяснений. Я собираюсь привлечь вас к ответу за действия, направленные на охлаждение чувства моей жены ко мне.
– Чувств? – переспросил Вульф.
– Что?
– Чувств. В этом контексте употребляется множественное число.
Он взял стакан, выпил содержимое и облизал губы. Кирнс уставился на него.
– Я пришел сюда не для того, чтобы вы исправляли мою грамматику.
– Не грамматику, сэр, стиль.
Кирнс ударил по ручке кресла.
– Что вы хотите этим сказать?
– Было бы несерьезным с моей стороны что-либо говорить, пока вы не собрали остатки разума. Если вы действительно думаете, что ваша жена чувствовала к вам привязанность до того, как встретилась со мной двенадцать часов тому назад, то вы осел!
– Я жду объяснений! Я жду правды! Я жду, чтобы вы ответили, почему моя жена отказывается видеть меня!
– Я не могу сказать вам того, чего сам не знаю. Я даже не знаю, что с ней сейчас, так как учитывая ваше нынешнее состояние, трудно не сомневаться в правильности выше изложенного. Когда и где она отказалась?
– Сегодня утром. Только что, в кабинете окружного прокурора. Она не стала разговаривать даже с моим адвокатом. Она сказала, что ждет вестей от вас и Гудвина, – его взгляд повернулся в мою сторону. – Это вы – Гудвин?
Тут же его голова дернулась в обратную сторону.
– Это унизительно! Моя жена – под арестом! Миссис Владо Кирнс в тюрьме! И вы во всем виноваты!
Вульф вздохнул.
– Я сомневаюсь, худшая ли это неприятность.
– Но я хочу попытаться это выяснить. Я думаю, что вы, после разговора с моей женой.
– Я мог бы, – сказал Вульф, – удовлетворить ваше желание. Но сначала меня должна удовлетворить ваша добросовестность. Вы ответите на несколько вопросов?
– Это зависит от вопросов.
– Вероятно, вы уже отвечали на них в полиции. Ваша жена хотела развода, а вы отказывались дать согласия, это так?
– Да, я отношусь к брачному контракту как к священному договору.
– Вы отказывались обсуждать с нею этот вопрос в последние месяцы?
– В полиции меня об этом не спрашивали.
– Я спрашиваю. Мне необходимо установить не только вашу добропорядочность, но и добросовестность вашей жены. Вас не должен смущать ответ на подобный вопрос.
– Он и не смущает меня. Вы не можете смутить меня. Было бесполезно говорить с нею – так я считал.
– Поэтому вы с женою не встречались?
– Естественно. Она говорила бы только об этом.
– Вы оказывали ей помощь после того, как она оставила вас?
– Она не оставляла меня. Мы согласились попытаться жить отдельно некоторое время. Она не позволяла мне помогать ей. Я предлагал. Я хотел.
– В полиции, конечно, спрашивали, не убивали ли вы Фоуб Арден, не так ли?
– Нет! Зачем это, во имя Бога, я должен был убить ее?
– Не знаю. Мисс Джуди Брэм считает, что вы, быть может, боялись заразиться от нее простудой, но это кажется неестественным. Кстати…
– Джуди? Джуди Брэм сказала такое? Я в это не верю!
– Но она сказала – в этой комнате вчера вечером, сидя в кресле, которое вы сейчас занимаете. Она также назвала вас извращенным типом.
– Вы врете!
– Я не выше лжи и не ниже ее… Но сейчас время правды. Также…
– Вы врете! Вы никогда не видели Джуди Брэм. Вы просто повторяете то, что сказала моя жена.
– Это интересно, мистер Кирнс, и даже неприлично. Вы готовы верить, что извращенным типом вас могла назвать жена, но только не мисс Брэм? Когда я лгу, я не стараюсь быть бестактным. Мисс Брэм была здесь вчера вечером с нами – мистером Гудвином и мной – в течение получаса или больше. Ее сообщение привело меня к деликатному вопросу. Я должен спросить вас о деталях, неизвестных полиции. Конечно, они интересовались вашими передвижениями вчера, но они не знали о том, что согласно предварительной договоренности Джуди должна была заехать за вами на такси в восемь вечера. Вы им не рассказали об этом?
Кирнс застыл. В его положении такое поведение было самым худшим. Если для большинства людей в том, что они сидят без движения, нет ничего примечательного, то только не для Кирнса. Его манеры, да и лицо напоминали белку, он все время двигался или чем-то дергал – рукой, плечом, ногой, даже головой. Сейчас он был совершенно неподвижным.
