— Не знаю. Думаю, что есть еще какие-то возможности проникнуть туда. Ведь охранников не расставишь повсюду.
— Что верно, то верно. — Уорделл ссутулился, поставив локти на стол. — И это — один из фактов не в вашу пользу. Вы ежедневно доставляете продукты в Белый дом, и вам известно, где в этот час должна находиться охрана. Вам известна привычка президента прогуливаться на свежем воздухе примерно в это время. Вы лжете, — говоря это, Уорделл повысил голос, — вы лжете, в то время как единственная возможность спасти свою жизнь — это сказать правду. Вы отдаете себе отчет, что ждет каждого участвующего в этом деле? Смертная казнь.
Вы понимаете это, Вэл Оркатт? Вас ждет смертная казнь.
У вас нет никаких шансов на спасение. Скажите мне всю правду сейчас, и тогда, может быть, у вас появится один-единственный шанс. Ну, как мог кто-то еще…
В это время подала голос мать Вэла. Она начала свое, прервавшее речь Уорделла выступление с относительно негромких заявлений, утверждавших, что ее мальчик не лжет и что бессмысленно угрожать ему подобным образом. Но когда она увидела, что ее ремарки оставлены без внимания и Уорделл продолжает настаивать на своем, она вскочила со стула и начала вопить во всю глотку. Скиннер встал, подошел к ней и взял ее руку. Его рукопожатие, и отнюдь не ласковое, отвлекло миссис Оркатт от ее занятия. Она замолчала.
— Вон отсюда, — сказал Скиннер.
Ей достаточно было лишь раз взглянуть ему в глаза.
— Пожалуйста, не надо, я замолчу. Прошу вас! — взмолилась она.
Начальник секретной службы отпустил ее руку.
А Уорделл продолжал:
— Никто, кроме вас, не знал о подобных возможностях. Никто другой не мог знать, что ваш грузовик в нужный час окажется в нужном месте. Даже если преступники и смогли бы попасть на территорию Белого дома, что им здесь делать без грузовика? И в любом случае есть один довод, который решает все проблемы: часовой видел, как вы выезжали оттуда. Этого достаточно. Вам конец.
Когда он замолчал, Вэл Оркатт подождал какое-то мгновение, а затем сказал:
— Да, сэр.
— Да что вы хотите сказать этим вашим «Да, сэр»?
Боже правый, неужели вы не видите, что единственным вашим спасением является правда, и только правда?
— Я хочу сказать, — начал Вэл, — что я понимаю — мне конец. Я сказал вам правду, но вижу, что вы не хотите поверить мне. Скажу только одно: я не знаю, как похитители проникли на территорию Белого дома, и не знаю, откуда им было известно, что грузовик подъедет туда в нужное им время. Однако думаю, что подобные сведения могут быть известны многим, ведь я приезжаю туда каждое утро примерно в одно и то же время. И еще одно: часовой не видел, как я выезжал. Он не мог видеть этого, поскольку я и не выезжал. Думаю, что после того, как мне нанесли удар по голове, меня бросили в кузов грузовика, и я валялся там без сознания, но утверждать этого не могу. Как же часовой мог меня видеть? Однако послушайте, я чувствую, куда вы гнете, когда говорите о том, что меня ударили тростью президента. Это было не так, но мне ясно, на что вы намекаете. Но если бы это было и так, как часовому удалось бы увидеть, как я выезжаю? Чем бы меня ни ударили, но после такого удара я физически не был способен управлять грузовиком.
Миссис Оркатт дарила улыбки: сперва своему сыну, а затем всем остальным. Начальник тайной полиции Скиннер ее улыбку проигнорировал, а Уорделл ответил злобным взглядом. После этого он перевел взгляд на ее сына и уже не отводил его, собираясь с силами для новой психологической атаки, но ему помешал телефонный звонок. Трубку хотел было взять Скиннер, но Уорделл опередил его.
— Алло, — сказал он.
Звонил один из секретарей, сидевших в приемной.
Он сообщил, что мистер Биллингс, министр сельского хозяйства, настоятельно требует, чтобы его соединили с мистером Уорделлом, и отказывается передать что-либо на словах. Мистер Биллингс сказал, что не потерпит никаких отказов. В ответ на это Уорделл приказал:
— Соединяйте!
Мгновение спустя он услышал в трубке голос Биллингса, такой настойчивый, что почти звенел:
— Льюис? Я говорю из кабинета президента в Белом доме, рядом со мной находится миссис Стэнли. Здесь, в библиотеке, собрался весь кабинет министров, за исключением Моллесона. Вы немедленно должны присоединиться к нам.
— Я не могу прийти, — отрезал Уорделл.
— У вас нет выбора. Миссис Стэнли и мне удалось отсрочить голосование, но лучшее, что мы смогли сделать, — это убедить их в течение десяти минут ждать вашего прихода. Три минуты уже прошли. Время работает против вас, в этом нет никакого сомнения, и если вы не явитесь, произойдет черт знает что. Приходите немедленно.
— Это что, из-за Браунелла? Я уже сказал Оливеру…
— Дело не только в Оливере. Да, отчасти из-за Браунелла. Все очень сложно. Не тратьте времени на разговоры, приходите. Если кабинет проголосует против вас…
— Пусть голосует.
В трубке прозвучала пара щелчков, потом послышался какой-то шорох, а чуть позже Уорделл услышал голос миссис Стэнли:
— Мистер Уорделл, ради бога, приходите немедленно.
Уорделл открыл было рот, потом закрыл его, потом открыл снова и произнес:
— Хорошо. Задержите их. Я буду через пять минут.
Уорделл положил телефонную трубку и повернулся к Скиннеру. Глаза его были налиты кровью, волосы спутаны, воротничок сорочки был мятым и грязным от пота.
Встав из-за стола, министр направился в тот угол, где лежала его шляпа:
— Скиннер, я иду в Белый дом. Вы продолжайте вести здесь работу. До тех пор пока не последует новых указаний от меня или от кабинета министров, вы наделяетесь всей полнотой власти. Используйте ее не колеблясь.
И он выбежал из кабинета, даже не задержавшись, чтобы закрыть за собой дверь. Начальник секретной службы встал, подошел к двери, закрыл ее, а затем вернулся к своему креслу. Он посмотрел на Вэла Оркатта серыми пытливыми глазами и сказал:
— Ну хорошо, дружок. Давай начнем все с самого начала и посмотрим, не совершили ли мы каких-то ошибок. Например, скажи мне: еще до прихода доктора, когда у тебя была амнезия, кем ты себя считал?
Глава 12
В четыре часа дня, в среду, в библиотеке дома Гриннелов собралось около дюжины человек. Здесь присутствовали: издатель газеты Хартли Гриннел, хозяин дома, а также старый, убеленный сединой Джордж Милтон, на деньги которого был куплен дом и дочь которого обставила это жилище с утонченным вкусом и изяществом. Кроме того, здесь находился нью-йоркский финансист Мартин Дрю; он так и не уехал в тот вечер понедельника, а после событий вторника изъявил решительное намерение оставаться до развязки. Еще здесь присутствовал вице-президент Соединенных Штатов Роберт А. Моллесон. С налитым кровью лицом, темными мешками под глазами и длинной сигарой в зубах, он сидел на кожаном диване, повернувшись спиной к длинному столу. Стоявший перед ним мужчина, высокий и худощавый, с редкими темными волосами, желто-зелеными глазами и большим чувственным ртом, был Д.Л. Ворменом, представителем стальных корпораций в законодательных органах, самым высокооплачиваемым лоббистом в мире. Остальные либо принадлежавшие к кружку, собравшемуся вокруг дивана, либо угнездившиеся на его краях, и лишь немногим менее известные, чем Мартин Дрю, и менее проницательные, чем Джордж Милтон, прибыли в основном из Нью-Йорка; правда, один из них жил в Вашингтоне, и еще один приехал из Чикаго. Там и сям стояли полные, наполовину полные и совсем пустые высокие бокалы для виски с содовой, и несмотря на то, что все окна были открыты, табачный дым висел таким плотным облаком, что Джордж Милтон давно уже оставил всякие попытки взмахом руки отогнать его от своего лица и был вынужден удовлетворяться постоянным пощипыванием ноздрей, чтобы ослабить жжение в носу.
