— У всех есть обязанности, — сказала Канта. — И у меня тоже. Женщины доверяют мне и говорят куда больше, чем тебе и твоим людям. Это ведь я узнала, что в Долине появился бродячий маг. Ведь я?
— Ты, — подтвердил Гартан.
— И про василиска в дальнем лесу — тоже я.
— Ты.
— Вот и получается, что я должна бывать в поселках. И мне нравится возиться с детьми, помогать женщинам в родах…
— Я все это понимаю, но если вдруг…
— Не может быть ничего такого, — улыбнулась Канта. — Я ведь осторожная, ты же знаешь.
— И еще — ведьма, — кивнул Гартан.
— И ведьма!
Гартан сдался, но приставил к жене охрану — десяток воинов, не считая пажей, приехавших с советником Траспи и поголовно влюбленных в супругу наместника. Восторженные мальчишки даже умудрились устроить два поединка, в результате одного четырнадцатилетний воздыхатель получил порез на руке, а оба участника второго были тщательно выпороты в назидание остальным.
Часовой на стене замка крикнул, ему ответил страж со двора. Канта вздохнула, но не проснулась. Все это: перекличка часовых, громкие голоса дозорных, уезжающих из замка или возвращающихся в него, крики женщин, принесших в замок свежую зелень, молоко, яйца и только что выпеченный хлеб — все это стало привычным незаметным шумом.
Гартан оделся, вышел из спальни, осторожно переступив через пажа — мальчишки каждую ночь несли службу возле порога опочивальни дамы их сердца и строго следили за очередностью. Поначалу наместник хотел запретить это — из их спальни звуки могли доноситься разные; но Канта посоветовала завесить дверь ковром, и пажи могли нести службу, не рискуя ни своим душевным спокойствием, ни юношескими иллюзиями.
В донжоне было тихо. Снизу, от входа, тускло светила лампа, распространяя запах горелого конопляного масла, Гартан поколебался мгновение, потом медленно, стараясь ступать бесшумно, пошел наверх, хотя больше всего сейчас хотел бы спуститься в подвал.
И, возможно, должен был спуститься в подвал, но не мог найти в себе силы.
Много чего произошло в Последней Долине со времени церемонии и страшного предложения советника Траспи. Вернее, предложение исходило от императора, советник его только передал, но менее страшным от этого предложение не становилось.
Бессмертие.
Гартан по пути в Последнюю Долину несколько раз видел предводителя Третьей армии императора Востока. Но если бы Гартана попросили сейчас описать его, то ничего бы не получилось. Высокий? Да, наверное… Могучий? Скорее всего… И ощущение ужаса, нечеловеческой силы, окружавшее героя.
Стать таким же? Перестать быть человеком?
Нет. Никогда. Как бы его ни уговаривала Канта, Гартан никогда не согласится на это. Никогда.
Гартан поднялся по каменным ступеням на самый верхний этаж донжона, подошел к люку, закрытому дубовой крышкой, уперся руками. Крышка люка медленно поднялась, Гартан напрягся и опрокинул ее. Гулкий удар окованного дерева по камню пронесся до первого этажа донжона.
— Кто? — спросил из темноты дозорный.
— Я, — ответил Гартан.
— Ваша милость… — дозорный бросился к люку. — Вы бы постучали, а я бы открыл…
— Зачем? Думаешь, я слабее тебя? — Гартан преодолел последние ступени и поднялся на площадку.
— Ну что вы, ваша милость… — замялся дозорный егерь. — Как можно… Вы…
— Я, — оборвал Гартан егеря и подошел к ограждению. — Как ночь идет?
— Ну… Идет, — сказал егерь. — На востоке что-то полыхнуло раза два, но не пожар… Может, снова какой-то маг огненными шарами балуется… Или зверя какого отгоняет…
— Или убивает кого-нибудь, — сказал Гартан, пытаясь хоть что-то разглядеть на востоке Долины.
Темнота.
Лишь несколько огоньков светилось в той стороне — люди стали уходить с востока, их вытесняли невесть откуда взявшиеся чудовища. Зато пришлые маги и чародеи, похоже, стали чувствовать себя там как дома. И даже, не таясь, ночью пользовались огненной магией.
Куда смотрит инквизиция? Брат Фурриас совсем уже…
Гартан передернул плечами, словно что-то холодное коснулось его спины.
Брата Фурриаса за все время он видел трижды, первый раз через день после церемонии…
Гартан поймал себя на том, что вся жизнь у него теперь делится на «до церемонии» и «после». И это было, наверное, неправильно. Правильнее было бы делить «до того, как он узнал о нашествии» и «после того, как узнал», но ничего с собой Гартан поделать не мог.
Через день после церемонии к замку приехал сам брат-инквизитор. Но внутрь въезжать не стал.
Гартан поначалу решил — инквизитор не доверяет ему, боится, что его обратно не выпустят, но брат Фурриас, когда наместник сам выехал без сопровождения к нему навстречу, сказал, что предпочитает не входить в здания, настолько пропитанные черной магией.
Инквизитор сидел на коне неподвижно, как изваяние. И конь его стоял неподвижно, не переступая с ноги на ногу и даже не отгоняя хвостом налетевших мух.
— Я храню в замке найденные в Долине артефакты, — сказал Гартан, надеясь, что это не было похоже на оправдание.
— Тогда я вынужден вас огорчить: среди них есть отмеченные Хаосом, — произнес Фурриас.
Услышав его голос, Гартан поначалу решил, что инквизитор говорит так специально, чтобы пугать собеседника.
— Хаос? — переспросил юноша.
Фурриас не ответил.
— Я в ближайшее время вывезу артефакты… Как только найду покупателей… — и снова возникло чувство, будто наместник оправдывается перед инквизитором, такое неприятное, что Гартан поморщился, словно от боли.
— Ваша милость стали торговать смертью? Вы хотите открыть Хаосу путь в этот мир?
— Я хочу продать старье, чтобы нанять воинов… Мне нужно защищать Долину…
— Нам нужно защищать мир, — сказал брат-инквизитор. — Весь этот мир. И не от кочевников или монстров, а от Хаоса. Только это имеет смысл.
— Ты, брат-инквизитор, хочешь войти в замок, чтобы отобрать опасные вещи? — с несколько преувеличенной иронией спросил Гартан, почти не угрожая и не намекая на трусость инквизитора.
— Я подумаю, — каркнул брат Фурриас.
— Тебе придется думать очень быстро, я не стану повторять свое предложение.
Гартан оглянулся на замок — между зубцов мелькали заинтересованные лица, всем хотелось взглянуть на страшного инквизитора.
— Нам всем придется думать очень быстро, — ответил инквизитор. — Я приехал, чтобы предупредить тебя.
Фурриас рассказал о том, что произошло в Плетнях. И о том, что открыл под пытками монстролог, который на самом деле был не монстрологом, а слепым орудием чьей-то воли. Бедняга и сам толком не знал, чьей именно.
