К счастью, все мои ученики были обучены церковнославянской грамоте, и мой русский язык, которого еще в привычном разговорном виде не существовало и в помине, воспринимался ими вполне удовлетворительно. С арифметикой тоже не было сложностей, арабский счет большинство учеников знали, а кто не знал, усвоили быстро.
– Итак, ученики мои, отныне и навсегда и вы, и те, кто в будущем захочет жить на моих землях, станут обучаться разговаривать на этом языке, который называется… славянским. – Ребята сидели в казарме, держали в руках небольшие доски с прикрепленными листами бумаги и наливными тростниковыми ручками. Равнодушных не было, все, открыв рот, внимательно вслушивались в каждое мое медленное и выразительное слово. Здесь же присутствовали в качестве таких же учеников Иван, Антон, доктор Янков и Рита. – Это новый язык, который имеет множество нужных нам в будущем технических, экономических, военных, медицинских, политических и прочих специальных терминов. Очень надеюсь, что на этом языке лет через сто – сто пятьдесят будет разговаривать полмира. Конечно, не все станут учеными, но если хотя бы кто-нибудь из вас захочет углубленно изучать математику, физику, химию, биологию, медицину, механику или металлургию, я буду просто счастлив. Мало кто знает, что это за науки, а о некоторых никто из вас даже не слышал, но поверьте, это ужасно интересно. Знайте, заинтересовавшиеся моими знаниями станут великими учеными, их ждут материальное благополучие и невиданный успех. Уж мы об этом позаботимся.
Подошел к стене, где была специально подвешена окрашенная в черный цвет большая доска. Обычно учителя начинают преподавание языка со слов «мама», «папа», «баба» и «дед», но я пошел по другому пути.
– Сегодня мы будем изучать правильность написания и значение этого слова. – Взял в руку мел и вывел сверху заглавными печатными, а ниже рукописными буквами одно из определяющих слов для ближайшей сотни лет нашего бытия: «баллистика».
Вот так и началась моя ежедневная преподавательская деятельность, которая, наверное, не прекратится до самой смерти.
Когда-то читал, что из-за мизера информации, получаемой с самого детства, люди древности воспринимали новый поток знаний более инертно и заторможенно. А с развитием цивилизации скорость развития интеллекта возрастала. В отношении каких-нибудь африканских дикарей и некоторых наших ультраленивых алкашей – да, возможно, это так. Они даже в двадцать первом веке ничего, кроме слова «дай», не знают и ничего, кроме слова «на», не воспринимают. Но в отношении моих ребят этого сказать нельзя, они выросли в семейной среде с более высоким интеллектуальным уровнем, с малых лет развивали в себе с помощью гимнастики, силовых упражнений и фехтования быстроту реакции и оперативность мышления. Поэтому, как это ни странно звучит, большинство молодых мозгов конца семнадцатого века подаваемую им информацию переваривали быстро и качественно. Конечно, многие вещи приходилось терпеливо разжевывать. Забегая немного вперед, скажу, что семьдесят восемь человек из этой сотни стали моими самыми ближайшими соратниками, из них пятнадцать – действительно оказались людьми одаренными.
Если поразмыслить, то здесь удивляться нечему. Воин – сам по себе, человек один из ста. Тем более грамотный и тем более отобранный таким опытным казаком, как Иван.
За два дня до первого занятия мы провели показательные стрельбы, а первой десятке, форсировавшей озеро, дали возможность самим пострелять.
Предполагал, что реакция бойцов будет интересной, но даже помыслить не мог насколько! Представьте себя молодым человеком, которому разрешили прикоснуться к неведомой до сих пор тайне, являющейся пределом ваших мечтаний. А если еще при этом ему сказали, что это далеко не предел и всем этим он может обладать лично! Всегда!.. Если будет в команде, конечно.
– Баран! Чего зажал его в руке, как оглоблю? Это тебе не семифунтовый пистоль. Расслабь руку, револьвер держи свободней. – Иван учил одного из новоявленных десятников – Данко Ангелова. Полгода назад я сам давал ближнику несколько уроков, теперь он уже великий специалист и учит других.
– Так он вывалится, – недоумевая, сказал Данко.
– А ты смотри, чтобы не вывалился. Делаешь выстрелы, и руку постепенно ослабляй. Усилие хвата сам почувствуешь. Подожди! Рукоять держи так, как я тебе показывал. Большой палец вытянут в направлении ведения огня. Вот так, правильно. Указательный тоже расслабь. Мягко положи на спусковой крючок. Все, теперь стреляй.
Раздались три выстрела.
– О! Теперь нормально. Видишь, и точность стрельбы лучше. А вы, бестолочи ленивые, – Иван повернулся к толпе удивленно-жаждущих лиц, – слушайте и учитесь, если хотите, чтобы вам доверили это чудо-оружие.
Наблюдая со стороны за поведением ребят, прекрасно понял, что теперь они полностью мои, все без остатка. В стороне стояли доктор и Рита, они так же, как и другие, с удивлением наблюдали за стрельбами. Но, кроме удивления, в их глазах был страх, видно, они хорошо представляли последствия войн, которые будут вестись подобным оружием.
– Как вам нравится оружие, доктор? – подошел к ним ближе и кивнул на Ивана, который из винтовки расстреливал с дистанции триста метров старую кирасу. Его правая рука быстро откидывала рычаг Генри, выполняя перезарядку, указательный палец нажимал на спуск, а вырывающиеся из ствола снопы вспышек были почти бездымны.
– Это ужасно, – покачал доктор головой, затем его взгляд стал более осмысленным. – Простите, ваша светлость, это лично ваше изобретение?
– Скажем так, изготовлено оно лично моими руками и нигде в мире ничего подобного больше нет.
– Боюсь сказать, кто вы, ваша светлость, но, невзирая на ваш возраст, буду думать, что великий ученый. – Он немного помолчал. – Значит, скоро наступят страшные войны и тот, кто будет владеть этим, – кивнул на закончившего стрельбу Ивана, – будет владеть миром. И какие же силы в это втянуты, и светлы ли их помыслы?
– Вы ошибаетесь, доктор, – трижды размашисто перекрестился. – Все, что делаю, я делаю только во славу Его. Во имя возврата престола Господня истинным верующим, во имя ликвидации порабощения православных народов, во имя восстановления стабильности и мира на земле. Вот о чем мои помыслы. Понимаю, жизни моей на это не хватит, но постараюсь воспитать наследников своих. А войны начнутся нескоро, доктор, лет через двадцать пять, когда стану на ноги.
– А вы не боитесь, что об этом кто-нибудь узнает? – тихо спросила Рита и опустила глаза.
– А кто расскажет, вы? Вы – не сможете, потому что отныне вы либо со мной, либо ни с кем.
– Это как? Ах, ну да, понятно, – кивнул доктор, немного подумал и продолжил: – Ваши цели мне близки, поэтому я с вами.
– Я тоже с вами, ваша светлость, – сейчас Рита смотрела прямо в мои глаза, затем кивнула в сторону бойцов: – Но если кто-то чужой как-то иначе об этом узнает?
Посмотрев внимательно на столпившихся вокруг Ивана ребят, ответил:
– А они тоже уже мои. Никому из посторонних светить свое оружие не намерен, но если кто и увидит, чужой… так вы не переживайте, никто ничего никому рассказать не сможет. Мы об этом позаботимся.
