Всю жизнь эти красивые сучки смотрели на него с презрительным высокомерием, словно он был какой-то уродливой тварью, по недоразумению попавшей в поле их зрения. В лучшем случае, вовсе не замечали его. Он даже не был для них мужчиной. Сколько смущения и горя они ему принесли! Но теперь все будет иначе.
О, он будет выбирать только самых красивых. А потом, уложив их в постель, будет мять и топтать их красоту, как они мяли и топтали его душу. И они все стерпят и даже будут улыбаться. Потому что все они продажны!
Нужно только потерпеть два дня, дождаться этого жулика Кашапова с фальшивыми документами, отдать ему половину добычи и — здравствуй, новая жизнь!
Странно, что Кашапов не берет трубку. Может, с ним что-нибудь случилось? Виталий Евгеньевич снова набрал номер подельника.
— Слушаю, — отозвался на том конце сипловатый голос Кашапова.
— Кашап! — Балога облегченно вздохнул. — Наконец-то я до тебя дозвонился.
— Что-нибудь случилось?
— Э-э… Нет.
— Тогда какого черта звонишь? Я же сказал, что заберу тебя из отеля завтра вечером. Максимум — послезавтра утром.
Балога вытер платком потный лоб.
— У меня нехорошие предчувствия, — хрипло сказал он. — Они могут выследить меня.
— Никто тебя не выследит. Сиди на месте и не дергайся. И поменьше выходи из номера.
— Да, ты прав. Но я с ума сойду, если буду сидеть в номере. Это как в тюремной камере. Или в могиле.
— У тебя есть успокоительные таблетки?
— Да.
— Выпей и ложись спать.
— Хорошо. Так и сделаю.
Виталий Евгеньевич отключил связь и прислушался. За стеной было тихо. Коренев ушел около двух часов назад и еще не вернулся. Должно быть, прогуливается по берегу с какой-нибудь дамой. А чего ж ему, мужчина он видный, рослый. Барышни таких любят.
Балога глянул на себя в зеркало и тут же с отвращением отвел глаза. Ни то ни се. Уж лучше быть уродом, чем такой серостью. Виталий Евгеньевич где-то читал, что женщины иногда находят уродов привлекательными и влюбляются в них без памяти.
На верхнем этаже что-то глухо стукнуло, и Балога вздрогнул.
Господи, хоть бы Коренев поскорее вернулся! Можно было бы сыграть с ним в шахматы и хоть немного развеяться. Балога чувствовал себя в компании бывшего военного увереннее. Если бандиты нагрянут сюда, можно перебежать по балкону в его номер. Он человек сильный и поможет отбиться.
Может быть, предложить ему деньги за охрану? Но как объяснить? Да и нельзя доверять первому встречному. Что, если он догадается и захочет заглянуть в кейс?
Виталий Евгеньевич повернул голову и уставился на закрытые дверцы шкафа. Жаль, что в номере нет сейфа. У портье наверняка есть, но, если попросить убрать кейс в сейф, прислуга может что-то заподозрить.
Балога тряхнул головой: нет, не стоит привлекать внимания. Это дорогой отель, обслуга здесь вымуштрована. Никому из горничных и в голову не придет рыться в вещах постояльцев. Да и замки на кейсе прочные, не каждому «медвежатнику» по зубам. Главное — не волноваться, и все будет хорошо.
— Я спокоен, — произнес Виталий Евгеньевич вслух, и его неприятно поразил собственный взвинченный, испуганный голос. — Я абсолютно спокоен, — повторил он уже тверже и действительно немного успокоился.
Он решил спуститься в общую гостиную и выпить немного водки. Балога пил редко, но иногда ему почему-то страшно хотелось водки. Он испытывал к этому напитку скорее эстетический, чем практический интерес. То есть ему нравились атрибуты, сопровождающие процесс распития водки: запотевший графин, хрустальная рюмка, кусочек черного хлеба с селедкой и кружочком лука.
Прежде чем выйти из номера, Виталий Евгеньевич посмотрел на свое отражение в зеркале и тщательно зачесал на лысину жидкие пряди волос.
5
— Ваш безалкогольный коктейль, — вежливо произнес официант и поставил перед Настей высокий бокал с голубоватым напитком.
Настя кивнула официанту и перевела взгляд на белоснежный фасад отеля. Черт бы побрал это место! Здесь каждая собака готова угодить маме, и никто не схватит ее за руку, когда эта рука потянется к бутылке. Никто!
Настя тяжело вздохнула и отпила глоток коктейля.
Есть только один способ. Способ, который сработал два года назад. Тогда мать попала в аварию и угодила в реанимацию. В тот раз врачи вытащили ее с того света, и она поклялась больше не пить. Нужно дать ей еще один шанс.
Настя огляделась. Два официанта, один толстый, другой худой, оба в голубых пиджаках и с желтой надписью «Медуза» на спине, стояли у входа в кухню, тихо беседуя. Портьеры, отделяющие летнюю террасу от основного зала ресторана, были раздвинуты. Перевернутые стулья на пустых столах. На дальней стене огромная картина, написанная маслом и изображавшая тропический лес.
Настя посмотрела в другую сторону и увидела, что на другом конце террасы, за угловым столиком, сидит с блокнотом в одной руке и авторучкой в другой писательница Анна Умнова.
«Вот с кем стоит обо всем поговорить», — подумала Настя.
Она выбралась из-за стола и с коктейлем в руках подошла к столику Анны.
— Можно я с вами посижу? — спросила Настя смущенно.
Анна оторвала взгляд от блокнота и удивленно посмотрела на Настю.
— Да, конечно. — Она улыбнулась. — Конечно, садись.
Настя опустилась в плетеное кресло и поставила коктейль на столик.
— Вы ведь писательница? — спросила она.
— Немного. В основном занимаюсь журналистикой.
— Это не важно. Главное, что вы пишете книги и описываете в них живых людей.
Анна улыбнулась:
— Ну, время от времени я пытаюсь это делать.
Настя сжала губы и нахмурила лоб. Несколько секунд она молчала, сосредоточенно что-то обдумывая, затем подняла взгляд на Анну и сказала:
— Представьте себе ситуацию: вы находитесь в тайге с любимым человеком. Он… ну, скажем, поранил ногу, и у него началось заражение крови. А помощи ждать неоткуда, потому что у вас сломалась рация. Вы знаете, что единственный шанс спасти любимого человека — это отрезать ему ногу. Но в то же время понимаете, что операция будет очень сложная и он может умереть от потери крови. Шансы выжить у него… Ну, скажем, пятьдесят на пятьдесят. Что вы будете делать? Позволите ему и дальше медленно умирать в надежде на то, что случится чудо и он пойдет на поправку сам собой? Или рискнете и сделаете операцию?
Анна внимательно посмотрела на девочку и нахмурилась.
— Ты меня озадачила. Прежде всего, почему ты ставишь вопрос так радикально? Ты ведь не медик, ты не знаешь, есть ли у твоего любимого признаки заражения. Даже врачи не всегда правильно диагностируют болезнь.
