– Если ты просидел там все это время, то должен знать, кто ее убил!
– Но я не знаю!
– Как же так? Ты что, ничего не слышал?
– Почему? Диана вернулась сюда вскоре после начала вечера и оставалась в кабинете. Очевидно, кого-то ждала. Потом кто-то вошел. Она говорила с ним, но тот человек не произнес ни единого слова, а она ни разу не назвала его по имени. Я понял только, что это мужчина.
– И о чем же они говорили?
– Говорила Диана. А о чем? Насколько я понял – о зеркале.
– О зеркале? – вскинулась я. – Что? Что она говорила?
– Не знаю. Я же сказал. Было плохо слышно. Здесь хорошая звукоизоляция, можешь проверить.
– Ладно, что было потом?
– Потом она вскрикнула, ее голос был скорее удивленным, чем испуганным. Был еще странный звук, как будто что-то катилось по полу. Может, убийца что-то искал?
– Посмотри, мебель не сдвинута?
Андрей внимательно огляделся.
– Нет, все вещи на своих местах.
– Да врет он все, неужели не понимаешь? – буркнула Наташка, высунувшись из своего укрытия.
Андрей полоснул ее недобрым взглядом, но ничего не ответил.
– Я знаю, как проверить, виноват он или нет, – сказала я, покусывая от волнения губы.
– Я готов.
– Агнешка, не дури, – прошипела Наталья. – Как ты можешь его проверить? Детектором лжи, что ли? Или загипнотизируешь этого типа?
– Есть способ получше, – усмехнулась я и обернулась к Андрею. – У тебя есть блокнот и ручка?
– Да.
Пытаясь скрыть удивление, он полез во внутренний карман. Как у образцового секретаря, у него нашлось и то, и другое. Андрей привычно застыл, приготовившись писать под диктовку.
– Что писать?
– Признание, – подсказала Наташка злорадно. – Глядишь, меньше дадут. Это если с повинной.
– Заткнись, – попросила ее я и повернулась к Андрею: – Пиши что хочешь. «Мама мыла раму», например.
Склонившись над столом, он быстро черкнул что-то в блокноте, не задавая лишних вопросов.
– Это не он, – сказала я, даже не глядя в написанное.
– С какой стати такие выводы? – опешила моя подруга. В глазах Андрея я прочитала тот же вопрос.
– Потому что он не левша, – ответила я коротко.
Похоже, они ни черта не поняли. Придется объяснять. Что ж, в этом есть даже какое-то удовольствие.
– Там, на стене, позади стола, если посмотрите повнимательнее, заметны симметричные царапины, – начала я. – А теперь посмотрите на ее маникюр. Видите эти ногти?
– И что? Маникюра я, что ли, не видела? – вскинулась Наташка.
– Ногти длинные и острые, – быстро ответил Андрей. – Ты хочешь сказать, что те царапины оставила Диана? Но зачем ей царапать стену?
– Когти точила, кошка драная, – фыркнула Наташка презрительно.
– Кошка или нет, а Диана, по моему мнению, могла оцарапать стену тогда, когда хотела увернуться от замахнувшегося на нее убийцы. Понимаете? Ее подвело вертящееся кресло. Она сильно оттолкнулась ногами, когда попыталась уклониться в сторону, но кресло от толчка развернуло ее лицом к стене. Инстинктивно она выбросила вперед обе руки и процарапала ногтями обои. Смотрите, царапины находятся на уровне лица сидящего человека. Удар убийцы пришелся сзади. Теперь понимаете?
– Я понял. Действительно, если удар нанесен сзади, то это мог сделать только левша. Но потом он понял, что может запутать дело, и снова развернул кресло. Теперь получалось, что удар нанесен правильно! Ловко!
– Да уж, ничего не скажешь, – кивнула я. – Удар был такой силы, что второй просто не понадобился. И нанесен он левой рукой. Значит, она у него ведущая.
Наташка как-то съежилась, я заметила, как по ее лицу пробежала тень.
– Ты в порядке? – обеспокоенно спросила я, вглядываясь в ее бледное лицо.
Она пробормотала что-то невнятное.
– Пора сматываться, – сказала я.
Андрей кивнул, соглашаясь. Наташка с готовностью вскочила на ноги.
– Вот, возьми. – Андрей протянул мне маленькую кассету. – Прихватил там одну на всякий случай. Пусть будет у тебя. Сама решишь, что с ней делать.
– Спасибо, – я опустила кассету в карман куртки.
Балконом и лестницей, которыми мы воспользовались, чтобы спуститься в сад, часто пользовались. Снег был хорошо утоптан множеством ног, что давало надежду на то, что наши следы не обнаружат. И тем не менее из осторожности мы договорились, что, по возвращении домой, уничтожим все вещи, которые были на нас сейчас, и в первую очередь – обувь.
Андрей вызвался развезти нас по домам. Сам он прибыл в дом Дианы пешком, чтобы не привлекать лишнего внимания, и оказался «безлошадным». Сначала заехали к Наташке, и она просила меня переночевать у нее, но я с сожалением отказалась. Мне нужно было хорошенько подумать обо всем. Я понимала, что все еще не вижу целой картины. Запутано, все слишком запутано. Слишком много людей, слишком много мотивов и привходящих обстоятельств. А общая картина – словно в тумане. Я не могу ясно различить ни единой детали. Мне остается только думать. Думать до тех пор, пока все звенья не образуют единого целого.
– Не боишься оставаться одна? – спросил Андрей, тормозя машину возле моего подъезда. Моя «старушка» никогда прежде не двигалась так изящно.
– Боюсь, – ответила я честно.
– Тогда, может…
– Не нужно.
– Но почему? Все еще думаешь, что убийца – я?
Я покосилась на него:
– Не знаю. Нет.
– Тогда почему?
Я заставила себя посмотреть ему в глаза. От того, что я в них увидела, сердце у меня замерло и тут же отчаянно затрепетало. Его лицо в полумраке тесного салона было совсем близко. И оно приближалось. Пальцы Андрея коснулись моего затылка, и его словно обожгло огнем. Я уже сама не понимала, то ли он тянется ко мне, то ли я к нему. Перед глазами были только его губы – такие жадные, решительные. И так близко! Я почти чувствовала их. Кровь шумела в ушах, мозг отказывался работать. Безумная радость предвкушения разлилась по моим жилам, но инстинкт самосохранения (чтоб ему пропасть) тут же погасил ее. Вздрогнув, я отстранилась.
Андрей громко, прерывисто вздохнул.
Я дернулась к двери, спасаясь от собственной, не ко времени проснувшейся чувственности, и болезненно сморщилась. Проклятая нога. Действие обезболивающего закончилось, в тепле она отогрелась и теперь полыхала огнем.
С побелевшими от сдерживаемой боли губами я наполовину выбралась из машины. Потом нагнулась и, словно постороннюю вещь, вытащила за собой больную ногу.
Андрей заметил мои мучения и предложил:
