– Вон она! – ткнула Глашу в бок Валя.
– Кто? Где? – Глаша, щурясь спросонья, таращилась на полноватую, невысокую женщину, бредущую по асфальту, и не узнавая в ней Галину.
Было еще совсем темно, но фонари светили ярко, безжалостно выплескивая казенный свет на чисто умытое, болезненно уставшее лицо женщины. Галя слегка покачнулась, с трудом нашла опору и двинулась дальше нетвердыми шагами. Глаша поняла, что она сильно пьяна. В голове не укладывалось, что это та самая Галя, которую она привыкла видеть в магазине: шикарная, ухоженная, чуточку вульгарная и ярко, но умело накрашенная…
– Ну что ты сидишь? – прошипела Валя Глаше в ухо. – Иди давай.
Глаша кивнула и нехотя выползла из машины.
Хлопнула автомобильная дверца. Женщина, вздрогнув, оглянулась на звук. При виде неловко улыбающейся Глаши Галино лицо вытянулось и посерело. Она как-то неловко попятилась, споткнулась и чуть не свалилась на землю, потеряв равновесие. Когда она вновь подняла голову, ее растерянность сменилась откровенной неприязнью.
– Выследили все-таки! – почему-то обратилась она к Глаше во множественном числе. Галя силилась говорить с вызовом, но от выпитой водки язык заплетался и фраза прозвучала жалобно-плаксиво.
– Галь, ты не пугайся, давай поговорим, – попросила Глаша. Она подошла к женщине и слегка потянула ее за рукав пальто. – Пойдем вон туда. Не нужно, чтобы нас видели твои… твои коллеги.
– Тебе нужно, ты и иди, – огрызнулась Галя, выдергивая рукав из ее пальцев. Такой поворот Глашу озадачил. Она не подумала о том, что Галя не захочет с ней разговаривать. Как ее заставишь? Пытками, что ли? Несколько часов назад ее план казался ей блестящим, а теперь выглядел глупым и непродуманным.
– Галя, ну, пожалуйста! – взмолилась девушка. – Мне только поговорить. Я не хочу ничего плохого!
– А ты чего дрожишь-то? – вдруг с интересом спросила Галя, взглянув на Глашу совершенно трезвыми глазами. – Боишься, что ли?
– Нет.
– А чего тогда?
– Замерзла.
– Ах, ну да! Ты же меня небось всю ночь караулила. Так?
– Так, – неохотно призналась Глаша.
– Чего ж внутрь не вошла? – спросила Галя с насмешкой.
Глаша, не сдержавшись, отпрянула, чем очень развеселила Галину.
– Ну, я… мне не хотелось…
– Да что ты блеешь, как овца? – перестав смеяться, устало отмахнулась Галя. – Побрезговала? Так и скажи. Кстати, правильно делаешь. Работенка у нас хоть и в бане, да слишком грязная. – Уверенным движением она сгребла Глашу за руку и потянула за собой вдоль стены. За непомерно разросшимся кустом она Глашу отпустила, как будто оттолкнула от себя и спросила с угрозой: – Чего надо? Говори.
– Ничего не надо. Я же сказала – поговорить.
– Не прикидывайся. Денег хочешь? Лавры Мули покоя не дают?
– Значит, она и тебя шантажировала? – спросила Глаша, странно сморщившись, как будто ей вдруг стало больно.
– А ты не знала? – спросила Галя язвительно. – Комедию не ломай, не на подмостках. Если б не Муля, откуда б ты про меня узнала? А я-то, дура, радовалась, когда эта тварь наконец сдохла. Вот, думала, вздохну спокойно. Да, видно, свято место пусто не бывает. Смена подросла и оперилась. Выкладывай быстрее, сколько тебе? Но сильно-то губу не раскатывай, я не Рокфеллер.
– А сколько ты Муле платила?
– Тьфу, падла, – выругалась Галя. Лицо ее скривилось, как скомканный лист бумаги. Глаша испугалась, что женщина собирается заплакать, но она захохотала резким истеричным смехом. – Торговаться собралась, подруга? Продешевить боишься? – спрашивала она и веселилась все сильнее.
– Галя, погоди, остановись. Мне вообще не нужны деньги. Муля мертва, и никто больше, ни один человек не узнает твою тайну. По крайней мере, от меня. Я пришла не затем, чтобы разоблачить тебя, поживиться или выставить на посмешище.
– А зачем, зачем ты пришла?! – резко прекратив смеяться, серьезно спросила Галя.
– Поговорить.
– О чем? На путь истинный, что ли, направлять будешь? Это в твоем духе. Ты же у нас вроде блаженная.
– Не буду я тебя наставлять, – возразила Глаша, и голос ее прозвучал наконец твердо. – Твоя жизнь меня не касается. Кстати, мою мать тоже называли развратницей и шлюхой, но я никогда не осуждала ее! – Выпалив это, Глаша на минуту испугалась того, что только что сделала. В запале она раскрыла свою самую главную тайну. И кому? Полупьяной гулящей женщине, озлобленной на весь мир и на нее в частности. Да завтра же эта новость облетит весь магазин! В нее начнут тыкать пальцем и шушукаться за спиной. На мгновение Глашу прошиб пот, но она упрямо тряхнула головой. Все правильно. Она устала от лжи и отныне не станет больше скрывать правду, ничего хорошего ей это не принесло.
– Твоя мать была проституткой? – вытаращила глаза Галя.
– Нет. – Глаша назвала имя и фамилию своей матери, терпеливо переждав бурное проявление Галиных эмоций. На имя ее матери люди всегда реагировали очень бурно.
– Неужели та самая? – не могла прийти в себя Галя.
– Да. Та самая. И я не стыжусь того, что я – ее дочь. Она была такой, какой была. У каждого есть право на выбор.
Галя некоторое время что-то решала для себя, встряхивая головой и сосредоточенно хмуря брови, потом спросила уже совсем другим тоном, в котором больше не было неприязни:
– Чего ты спросить-то хотела?
– Сколько ты платила Муле за молчание и как часто?
– Штуку платила. Зелеными. Раз в квартал. У нее такая такса была. Все, как у больших. Последний раз – в сентябре, как раз конец квартала подошел.
– А ты не пыталась прекратить это?
– Нет. Муля умела взять за горло, а хватка у нее была, как у бульдога. Поверь мне, дешевле было заплатить.
– Ты так боялась сплетен?
– Да при чем тут бабья болтовня? Неужели ты думаешь, что после такой школы, – она мотнула головой в сторону бани, – меня могут испугать чьи-то косые взгляды? Да у меня нервы – как канаты. И Муля это понимала. Она бы поступила умнее: почапала бы сразу к хозяину…
– И он бы тебя выгнал, – закончила Глаша.
– Естественно. И без выходного пособия. И еще раззвонил бы всем вокруг, так что во все приличные места для меня была бы дорога закрыта.
Возразить тут было нечего, и Глаша лишь сочувственно молчала. Надо было как-то выходить на интересующую ее тему, но она не знала, с чего начать.
– Галя, а ты случайно не догадываешься, кого еще Муля держала за горло? Накануне смерти у нее из отдела пропали деньги. Там было три тысячи. Если одна из них – твоя, то чьи две остальные?
– Так вот что тебя интересует. Думаешь, что кто-то из нас на нее покушался?
– Не знаю, – честно призналась Глаша. – Но кто-то ведь насыпал ей мышьяк. Логично предположить, что у кого-то из ее жертв кончилось терпение, или деньги, или и то и другое.
