– Почему же? Мне просто захотелось, чтобы сегодня именно вы составили мне компанию, – Гиршман хмыкнул, откидываясь на спинку стула.
– Не думаю, что у вас не нашлось лучшего выбора, если вы действительно говорите то, что думаете. В противном случае я предпочла бы перейти прямо к делу, мне завтра рано вставать.
Анна почувствовала, что сказала лишнее. На голодный желудок ей не следовало пить, даже малой дозы алкоголя хватило, чтобы ее понесло.
– Ну что ж, я не ошибся. Вы действительно не та, за кого себя выдаете.
– Что вы имеете в виду? – похолодев, спросила Анна.
– Только то, что, помимо яркой внешности, у вас имеются и мозги. Это забавно и даже приятно, особенно если есть уверенность, что эти мозги на твоей стороне.
– А у вас такой уверенности нет?
– Скажем так: у меня есть сомнения.
– Готова их развеять.
– Вряд ли вам удастся, но можете попробовать, – ослепительно улыбнулся Гиршман. – Вы давно знакомы с Кириллом?
Он поставил вопрос именно в такой форме, давая понять, что не сомневается в том, что они были знакомы раньше. Делая вид, что пытается вспомнить, о ком идет речь, Анна старалась придумать подходящий ответ. Она не знала, что мог сказать Гиршману Кирилл. Одно лишнее слово – и он уличит ее во вранье. Гиршман ждал. Глаза его все еще смотрели на нее доброжелательно, но взгляд уже подернулся ледяной коркой.
Анна приготовилась давать объяснения, испытывая ощущения человека, идущего на плаху, но в этот момент случилось нечто, отодвинувшее приведение приговора на некоторое время. Девушка не могла видеть того, что происходит у нее за спиной, и не слишком прислушивалась по вполне понятным причинам. Раздался детский плач, испуганный и громкий. Анна обернулась и быстро вскочила на ноги. Возле кроватки малыша стояла волчица. Возможно, она не хотела ничего дурного, но мальчик испугался и теперь отчаянно рыдал, зажмурив глазки и широко открывая рот. Джала вяло попыталась его успокоить, слабо отпихивая волчицу рукой, но малыш не унимался. Волчица, все еще стоящая рядом, неожиданно оскалилась, обнажив крупные белые зубы. Она не пыталась наброситься на ребенка, но от вида оскаленной пасти по телу Анны пробежала дрожь. Она боялась пошевелиться, чтобы неосторожным движением не разозлить и без того нервничающего зверя, находящегося в опасной близости от ребенка. Присутствие рядом матери почему-то не казалось достаточной защитой для крохи.
– Убери свою суку, Джала! – рявкнул Гиршман, вскакивая на ноги вслед за Анной. – Не видишь, она пугает его?
Джала посмотрела на него так, словно он заговорил с ней по-китайски, затем молча взяла волчицу за загривок, отвела к выходу и легонько вытолкнула за дверь. Надрывающийся от рыданий ребенок ее, казалось, не беспокоил. После того как хищник оказался вне пределов комнаты, Анна перевела дух. Оказывается, она все это время не дышала. Ее удивляло поведение матери, та словно не знала, как поступить, растерянно глядя на посиневшего от собственных воплей ребенка. Слегка приподняв брови, Джала то и дело поглядывала на одну из дверей. Анна не понимала, кого она ждет, до тех пор, пока в гостиную не вбежала запыхавшаяся молодая девушка, которая сразу бросилась к кроватке и осторожно взяла малыша на руки. Ребенок отбивался и тянул ручонки к матери, но та вдруг испуганно попятилась, едва слышно проговорив:
– Унесите его, Лена.
Негромкий, мягкий голос оказался красивым и хорошо поставленным, но в нем сквозил страх. Аня не могла понять, что происходит. Тем временем Лена, прижимая к себе отбивающегося мальчика, тоже растерялась. Она двинулась было к выходу, однако ребенок завопил еще громче, выворачивая шейку, чтобы не выпустить из вида маму. Няня, с трудом удерживая извивающееся ужом тельце, сделала несколько шагов, остановилась и, часто-часто моргая ресницами, робко сказала:
– Он хочет к матери. Пожалуйста, возьмите его на руки, хотя бы ненадолго! Боюсь, у малыша истерика.
– Глупости. Не надо потакать его капризам. Унесите его и успокойте. Мы платим вам достаточно, надеясь, что вы прекратите истерику ребенка самостоятельно, – отрезал Гиршман, не сходя с места и равнодушно взирая на жалобно скулящего мальчика.
Джала отвернулась, не говоря ни слова. Анна никак не могла увидеть выражение ее лица, скрытого за длинными прядями свисающих волос.
От натуги у малыша открылась рвота, тельце сотрясали жуткие спазмы. Анна из последних сил удерживалась от того, чтобы не броситься к несчастному мальчику и растерявшейся няне. Джала стояла неподвижно, словно статуя, только по телу пробегали едва заметные судороги.
Лена, прижав к себе совершенно обессилевшего малютку, выбежала из комнаты, подальше от семейных разборок.
– Голем, – сказал Гиршман мягко, – не проводишь ли ты Джалу в детскую?
– Понял, – ответил Голем.
Он обошел вокруг стола, чтобы взять Джалу под руку. Анна увидела, как женщина сморщилась от боли, когда его железные пальцы сомкнулись на ее предплечье. Она дернула плечом, потом как-то сникла и безропотно последовала за гигантом.
Анна не могла прийти в себя от увиденного. Ей казалось, что этот кошмар не мог происходить в действительности. Что происходит с Джалой? Почему она не попыталась успокоить малыша? Чего она так испугалась? У Ани в голове теснились тысяча вопросов, но она не смела их задать, опасаясь, что Гиршман вот-вот вернется к прерванному разговору и тогда на вопросы придется отвечать уже ей.
Вошла горничная, та самая, что обнаружила на помойке кота. Ловко орудуя тряпкой и щеткой, она почистила пятно на ковре на том самом месте, где стояла няня с ребенком, и незаметно удалилась. Все это время Гиршман молчал, угрюмо уставившись себе под ноги. Он словно забыл о присутствии Анны.
– Мне надо в туалет, – быстро сказала девушка, не дожидаясь возобновления разговора.
Гиршман рассеянно кивнул, думая о чем-то своем. Его лицо было по-прежнему спокойным, но отрешенным. Анна поспешила воспользоваться моментом и выскользнула за дверь.
В коридоре было пусто. Анна сразу позабыла о своем желании посетить уборную, тем более что понятия не имела, где она находится в этом огромном доме. Она подошла к ближайшей двери и толкнула ее. Комната, ковры, шикарная мебель. Не то. Она подошла к следующей – опять неудача. Казалось, что дверям, как в коварном лабиринте, не будет конца. В некоторых комнатах их было по две, тогда как другие оказывались тупиком с единственным входом. От избытка позолоты у Анны рябило в глазах, а нужного ковра все не было, хотя вообще-то ковры как деталь украшения интерьера использовались повсеместно. Анна опасалась, что ее долгое отсутствие вызовет подозрение, но остановиться не могла. Ей хотелось побыстрее покончить с ее главным делом – поиском легендарного шелкового ковра – и убраться из проклятого дома навсегда. Анна услышала слабый звук, доносящийся сверху, с третьего этажа, и замерла, прислушиваясь. Голоса. Едва слышные – то ли оттого, что в доме отличная звукоизоляция, то ли беседующие старались говорить тише. Один из голосов принадлежал женщине, и что-то в его интонациях настораживало. С минуту Анна сомневалась, но она как раз стояла возле лестницы, ведущей наверх. Преодолеть искушение оказалось ей не под силу. Сняв неудобные туфли и держа их в руках, по одной в каждой руке, она легко и бесшумно взбежала по ступенькам. Очередной толстый мягкий ковер оказал ей неоценимую услугу. Голоса зазвучали отчетливее, но слов разобрать было нельзя. Анна на цыпочках прокралась к двери, ведущей в коридор и, затаив дыхание, заглянула внутрь.
