– Макс рассказал мне о вашем разговоре с Уильямсом, – сообщила тем временем Нурия. – И о ваших предположениях. Ты всерьез считаешь, что второго июня может что-то произойти?
– Все может быть. Но ты не бери в голову, – рассеянно ответила Анна, исподтишка оглядываясь и прислушиваясь в ожидании появления Лели. К счастью, слишком озабоченная Нурия, не обратила внимания на странное поведение подруги, точно сидящей на раскаленных угольях.
– Мне кажется, ты преувеличиваешь. – Нурия была иного мнения. – Ведь дата не круглая! Триста десять лет – ни то ни се, ведь правда?
– Я думала об этом, – машинально кивнула Аня. – Дело не в количестве лет, а в самой дате, точнее, в том, что на дворе – 2002 год. Понимаешь?
– Високосный, что ли? Да вроде нет… При чем тут год?
– Он – зеркальный, неужели не заметила?
– И что?
– В такие годы стирается грань между прошлым и будущим, между всем, что лежит по разные стороны времени и реальности. Например, между тобой и твоим зеркальным отражением. О, черт!
– Что? – подскочила Нурия, выронив полотенце.
– Где Лелька?
– Наверху, в своей комнате, где ж ей быть? Переживает из-за Керри. Даже к обеду не спускалась.
– Ты хочешь сказать, что она там с самого утра? – не поверила Анна.
– Конечно, с утра.
Анна покачала головой и, вскочив со стула, понеслась на второй этаж, без стука отворив дверь в свою комнату, которую временно делила с девочкой.
– Что-то случилось, Аня?
Лелька подняла склоненную над книгой голову и удивленно смотрела на раскрывшую от удивления рот Анну.
– Мне… я… ты дома? – выдавила Аня, чувствуя, что травма головы гораздо серьезнее, чем ей показалось поначалу.
– Да. Мне захотелось немного побыть одной, – вежливо ответила девочка, закрывая книгу и придерживая нужную страницу пальчиком.
– То есть в колледже ты не была? – спросила Анна, понимая, что вопрос прозвучал по меньшей мере глупо.
– Нет. У нас же каникулы. Вы забыли?
– Я-то не забыла, – пробормотала Анна, заходя в комнату.
Нурия, примчавшаяся следом, с тревогой переводила взгляд с подруги на дочь. Ели бы не их долгое знакомство, она подумала бы, что у Анны не все в порядке с головой. Лелька настороженно следила, как Анна, словно бы невзначай выглянула в окно, разглядывая кривой ствол платана, поднимающегося до самой крыши. Уши девочки уловили едва слышную фразу:
– Что ж, вполне возможно. Но зачем?!
– Вы о чем? – открыто спросила Лелька.
– Так, ни о чем, – улыбнулась Анна. – Извини, не буду тебе мешать. Отдыхай.
Она быстро вышла из комнаты, не заметив, как мать и дочь обменялись за ее спиной удивленными взглядами.
Анна дождалась, пока Нурия присоединится к ней, и сказала с необычной для нее жесткостью:
– Что бы ни случилось, не отпускай от себя Лельку ни на шаг.
– Хорошо. Но почему?
– Для профилактики. И еще, проверяй время от времени, в комнате ли она.
Оставив Нурию разбираться в том, кто из них троих окончательно спятил, Анна вышла в сад. Ей нужно было побыть одной. Пора принимать решение. Избегать очевидных фактов становилось все более опасно. Она вышла через главную калитку, прошла немного вдоль покосившегося забора и снова оказалась на участке Нурии, проникнув туда через запасной вход.
Эта часть сада выглядела особенно запущенной: старые, полузасохшие ветви плодовых деревьев, лишенные должного ухода, переплелись между собой, создав невиданные абстрактные фигуры, пугающие и одновременно завораживающие. Анна не искала отдохновения, ей необходимо сейчас уединение, но при этом нельзя упускать из виду оставшихся в доме женщин. С того места, где она остановилась, было хорошо видно здание колледжа. Если Лелька воспользовалась этим путем, то она сэкономила кучу времени – дорога через овраг была значительно короче, чем путь через город. Анна заметила след недавно прошедшего здесь человека – нехоженая трава, примятая чьими-то шагами, еще не успела распрямиться. Из этого следовало, что Лелька нагло соврала, когда сказала, что не выходила из дома. Она была в колледже, это несомненно. Для молоденькой девочки спуститься по дереву, раскинувшему свои ветви прямо под окном, не составляло труда. Воспользовавшись более короткой дорогой и имея фору в десять минут, Лелька успела не только вернуться раньше Анны, но и привести себя в порядок, изобразив саму невинность. Но зачем? Что происходило в той комнате перед зеркалом? Понимала ли Лелька всю опасность того, что делала? Знала ли о призраках?
На эти вопросы ответов не было. Зато прояснилось кое-что другое. Например, Анна вспомнила одну деталь, которую раньше упускала из виду, когда думала о погибшей Саре Ингерсол. Теперь ей не давал покоя вопрос, почему Сара, которая считалась колдуньей, выбрала для самоубийства церковь? Почему тот, кому понадобилась ее голова, не сделал все сам: ведь ему или им было прекрасно известно, когда и как это произойдет, зачем же понадобилось втягивать в это сомнительное дело какого-то алкаша, рискуя, что однажды он выболтает все, если не сознательно, то по пьяни? Ответ напрашивался сам собой, но Анне понадобилось время, чтобы принять его: тот, кто хотел завладеть головой Сары Ингерсол, просто не мог войти в церковь, это было выше его сил. Что же получается? Кем должен быть человек, который ни при каких обстоятельствах не может войти в освященное место? Хотя вряд ли в данном случае уместно определение «человек»…
Странно, но это открытие даже обрадовало Анну. По крайней мере, теперь она знала, с чем имеет дело, хотя до уверенности в том, что она с этим справится, было еще далеко. Самое отвратительное, что она чувствовала, – это то, что Лелька каким-то образом замешана во все это. Нужно было постоянно держать ее в поле зрения, при этом, по возможности, скрывая правду от матери. Хотя, может, Анна и преувеличивала опасность и все эти тайны не представляли собой реальной угрозы. Впервые Анне захотелось, чтобы ее выводы оказались ошибочными. Не ради себя, но ради подруги, ближе которой у нее никого не было.
Оставался неразрешенным и вопрос о головах. Что это? Ритуал? С нынешней точки зрения – единственное разумное объяснение. Что там у нас делали с блуждающими головами? Анна наморщила лоб, припоминая. Варили зелья? Нет. Не то. Сара ничего не варила. Не успела? А вот это – вряд ли. Она покончила с собой, то есть лишила себя жизни тогда, когда захотела, смерть ее не была внезапной, а значит, она имела возможность довести свои дела до конца. Если она спрятала голову профессора в своем подвале, то это и было ее конечной целью. От кого она ее спрятала? Ответ напрашивался сам собой: от тех, кто заказал ее у простоватого служителя морга и оплатил заказ. Сара утащила голову у них из-под носа и, похоже, вела с кем-то жестокую борьбу. В душе Анны все больше крепла уверенность, что, несмотря на отвратительную репутацию, Сара была на их стороне. Кем бы она ни являлась при жизни, она изменилась. Существует такое понятие, как раскаяние…
