– Эта клетка, – сказала фламиника, словно и не
слыша его, – должна была служить зимней кормушкой для голодающих животных
и стоять в лесу, заполненная сеном. Но когда мы схватили этих мерзавцев, я
вспомнила о гнусных сплетнях и наветах, которые распространяют о нас люди.
Хорошо, подумала я, вы получите вашу Ивовую Бабу. Вы сами придумали этот
вызывающий ужас кошмар, ну, так я вам его обеспечу…
– Прикажи им остановиться, – выдохнул ведьмак, –
почтенная фламиника… Не поджигайте… У одного из бандитов есть важные для меня
сведения…
Фламиника скрестила руки на груди. Ее васильковые глаза
по-прежнему были мягкими и добрыми.
– О нет, – сказала она сухо. – Нет и нет. Я
не верю в институт коронного свидетеля. Избежать кары – ненормально.
– Стойте! – рявкнул ведьмак. – Не
подкладывайте огонь. Стой…
Фламиника сделала рукой короткий жест, а дубочуд, все еще
стоявший поблизости, затопал корнями и положил ведьмаку ветку на плечо. Геральт
с размаху сел.
– Подкладывайте огонь! – приказала
фламиника. – Досадно, ведьмак, но так должно быть. Мы, друиды, ценим и
почитаем жизнь в любом ее проявлении. Но даровать жизнь преступникам – обычная
глупость. Преступников отпугивает только ужас. Поэтому я покажу им пример
ужаса. Очень надеюсь на то, что мне не придется этот пример повторять.
Хворост занялся мгновенно, костер вспыхнул, забился
пламенем. Вырывающиеся из Ивовой Бабы рев и вопли поднимали волосы на голове.
Разумеется, это невозможно было услышать в усиливающемся треске огня и
какофонии, но Геральту почудилось, что он различает отчаянный хрип Соловья и
высокие, полные боли крики полуэльфа Ширру.
«Он был прав, – подумал ведьмак, – смерть не
всегда бывает одинаковой».
А потом – далеко не сразу – костер и Ивовая Баба наконец
милостиво вспыхнули адом гудящего огня, в котором не могло выжить ничто.
– Твой медальон, Геральт, – сказала стоявшая рядом
с Геральтом Ангулема.
– Не расслышал, – откашлялся он, прочищая
стиснутое кошмаром горло. – Что ты сказала?
– Твой серебряный медальон с волком. Он был у Ширру.
Теперь ты его потерял насовсем. Он расплавился в этом жару.
– Что делать, – ответил ведьмак после короткого
молчания, глядя в васильковые глаза фламиники. – Я больше не ведьмак. Я
перестал быть ведьмаком. На Танедде, в Башне Чайки, в Брокилоне, на мосту через
Яругу. В пещере под Горгоной. И здесь, в лесу Мырквид… Нет, теперь я уже не
ведьмак. Придется, видно, обходиться без ведьмачьего медальона.
Король безгранично любил свою супругу, а она всем сердцем любила
его. Такая любовь просто не могла не окончиться трагически.
Флоуренс Деланной. «Сказки и предания»
ДЕЛАННОЙ, Флоуренс, языковед и историк, родился в 1432 году
в Виковаро, в 1460–1475 годах – секретарь и библиотекарь при императорском
дворе. Неутомимый исследователь народных легенд и сказаний, автор множества
трактатов, считающихся памятниками древнего языка и литературы северных
регионов Империи. Из его произведений самыми значительными являются: «Мифы и
легенды народов Севера», «Сказки и предания», «Неожиданность, или Миф Старшей
Крови», «Сага о ведьмаке», а также «Ведьмак и ведьмачка, или Неустанные
поиски». С 1476 года – профессор академии в Кастелль Граупиане, где скончался в
1510 году.
Эффенберг и Тальбот. Encyclopedia Maxima Mundi, том IV
Глава 8
С моря дул сильный ветер, хлопал парусами; мелкий дождь,
будто мелкий град, колол лицо. Вода в Большом Канале была свинцовая,
изморщенная ветром, исклеванная оспинками дождя.
– Сюда, милсдарь. Извольте сюда. Лодка ждет.
Дийкстра тяжело вздохнул. Он уже по горлышко был сыт морским
переходом, облегчение принесли те несколько минут, когда он чувствовал под
ногами твердый и неколебимый камень набережной, и теперь ему делалось дурно при
одной только мысли о необходимости снова подниматься на покачивающуюся палубу.
Но делать было нечего – Лан Эксетер, зимняя столица Ковира, принципиально
отличалась от других столиц мира. В порту Лан Эксетера прибывшие морем
путешественники высаживались с кораблей на каменные набережные только для того,
чтобы тут же пересесть на очередное плавсредство – изящную многовесельную лодку
с высоко задранным носом и лишь чуть менее задранной кормой. Лан Эксетер стоял
на воде в широком устье реки Танго. Роль улиц здесь выполняли каналы, и все
городское сообщение осуществлялось на лодках.
Он вошел в лодку, поздоровавшись с реданским послом,
ожидавшим у трапа. Отвалили от набережной, весла размеренно ударили по воде,
лодка двинулась, набрала скорость. Реданский посол молчал.
«Посол, – машинально подумал Дийкстра. – Уж
сколько лет Редания посылает в Ковир послов? Сто двадцать, не меньше. Уже сто
двадцать лет Ковир и Повисс считаются в Редании зарубежьем. А ведь так было не
всегда».
Территории, лежащие к северу, вдоль залива Пракседы, Редания
издавна считала своими ленами. Ковир и Повисс были – как говорили при
третогорском дворе – апанажем
[18]
в коронной оправе. Очередные
правящие там апанаж-графы именовались Тройденидами, поскольку вели свое
происхождение – или же утверждали, что вели – от общего предка, Тройдена.
Означенный принц Тройден был родным братом короля Редании Радовида Первого,
того, которого впоследствии прозвали Великим. Уже в юности этот Тройден был
типом сластолюбивым и исключительно вредным. Страшно было подумать, во что с
годами он разовьется. Король Радовид – который в этом случае не был исключением
– брата ненавидел как моровую язву. Поэтому, чтобы отделаться, отодвинуть его
как можно дальше от себя, назначил апанаж-графом Ковира. Однако отодвинуть
дальше Ковира не удалось.
