– Ее показания были туманны, а моих людей не очень-то
это интересовало. Но все знают, что Соловей относится к тому разряду мужчин,
которые низводят женщин до роли, я бы сказал, первично натуральной. Если иначе
у него не получается, он навязывает женщинам эту роль силой. Сюда, вероятно,
прибавились возрастные конфликты. Соловей – мужчина зрелый, а последняя
компания Ангулемы – сосунки того же возраста, что и она. Но все это в принципе
мне безразлично. А позвольте спросить, почему не безразлично вам? Почему, сразу
видно, Ангулема вызывает у вас столь явно выраженные эмоции?
– Странный вопрос. Девушка доносит о покушении на меня,
которое по поручению какого-то полуэльфа готовит ее бывшая дружина. Факт уже
сам по себе ошеломляющий, поскольку у меня нет никаких застарелых распрей ни с
какими полуэльфами. Кроме того, она знает, в какой компании я путешествую. С
такими подробностями, как то: что трубадура зовут Лютик, а у женщины отрезана
коса. Именно коса-то заставляет меня видеть во всем либо ложь, либо провокацию.
Не требуется особое искусство, чтобы поймать и допросить кого-либо из лесных
бортников, с которыми я шел последнюю неделю. И быстренько инсценировать…
– Достаточно! – Артевельде саданул кулаком по
столу. – Нечего рассусоливать! Получается, что я здесь спектакль устроил?
И зачем же? Чтобы обмануть вас, поймать? Да кто вы такой, что так боитесь
провокаций и ловушек? Только на воре шапка горит, милостивый государь ведьмак.
Только на воре!
– Дайте другое объяснение.
– Нет, это вы мне дайте!
– Сожалею. У меня такового не имеется.
– Я мог бы кое-что подсказать, – саркастически
усмехнулся префект. – Но зачем? Поставим вопрос прямо. Меня не интересует,
кому и почему вы нужны мертвым. Мне безразлично, откуда у этого «кого-то» о вас
такая полная информация до цвета и длины волос включительно. Скажу вам больше:
я вообще мог бы не сообщать вам о покушении. Мог бы спокойно отнестись к вашей
команде, как к ничего не ведающей приманке на Соловья. Следить, ждать, пока
Соловей заглотит крючок, леску, грузило и поплавок. И тогда запросто взять его
тепленьким. Потому что нужен мне он, а не вы. А то, что вы к тому времени уже
грызли бы землю? Подумаешь! Неизбежное зло, издержки, так сказать,
производства.
Он умолк. Геральт не комментировал.
– Видите ли, дражайший господин ведьмак, –
продолжал префект, – я поклялся себе, что на этой территории воцарится
закон. Любой ценой и любыми методами, per fas et nefas.
[11]
Ибо
закон – не юриспруденция, не толстенная книга, забитая параграфами, не философские
трактаты, не напыщенные бредни о справедливости, не истрепанная фразеология о
морали и этике. Закон – это безопасные дороги и тракты. Это городские закоулки,
по которым можно прогуливаться даже после захода солнца. Это гостиницы и
корчмы, из которых можно выйти в сортир, оставив кошелек на столе, а жену у
стола. Закон – это спокойный сон людей, знающих, что разбудит их пение петуха,
а не красный петух! А для тех, кто закон преступает, – виселица, топор,
кол и каленое железо! Наказание, отпугивающее других. Тех, кто закон нарушает,
следует хватать и карать. Всеми доступными средствами и методами… Эх, ведьмак,
ведьмак! Неодобрение, которое я вижу на вашем лице, относится к цели или
методам? Я думаю – к методам! Потому что методы критиковать легко, а в
безопасном мире жить-то хочется, а? Ну, говорите.
– Не о чем говорить.
– Я думаю, есть о чем.
– Мне, господин Фулько, – спокойно сказал
Геральт, – даже нравится мир вашей картинки и вашей идеи.
– Серьезно? Ваша мина свидетельствует о противном.
– Мир вашей картинки – это мир аккурат для ведьмака. В
нем никогда не будет недостатка в работе. Кодексы, параграфы и напыщенную
фразеологию о справедливости ваша идея заменяет беззаконием, анархией,
самоволием и корыстолюбием принцев и самодуров, она предполагает сверхусердие
карьеристов, стремящихся польстить покровителям, слепую мстительность
фанатиков, жестокость палачей, реванш и садизм. Ваша картинка – это мир ужаса,
мир, в котором люди опасаются выходить в сумерки, боясь не бандитов, а стражей
закона, ибо как ни крути, но в результате крупных облав бандиты валом валят в
ряды блюстителей порядка. Ваша картинка – это мир взяточничества, шантажа и
провокаций, мир коронных и подставных свидетелей. Мир шпионства и признаний,
полученных под пытками. Доносительства и страха перед доносом. И неизбежно
наступит день, когда в вашем мире, господин префект, станут рвать клещами грудь
не того человека, когда повесят либо посадят на кол невинного. Вот тогда-то как
раз и наступит мир преступлений и преступников. Короче говоря, – докончил
он, – мир, в котором ведьмак будет чувствовать себя как рыба в воде.
– Надо же! – после краткого молчания сказал Фулько
Артевельде, потирая прикрытый кожаной нашлепкой глаз. – Идеалист! Ведьмак!
Профессионал! Специалист по убийствам! И тем не менее – идеалист. И моралист.
Опасное дело при ваших-то занятиях. Знак того, что вы начинаете вырастать из
собственной профессии, как малыш из коротких штанишек. Придет день и вы
задумаетесь: а стоит ли убивать упыриху, а вдруг это невинная упыриха? А вдруг
да в вас заговорила слепая мстительность и слепой фанатизм? Не желаю вам, чтобы
до этого дошло. А если когда-нибудь и дойдет… все равно не желаю. Но ведь
вполне возможно, что кто-нибудь самым жестоким и самым садистским образом
обидит близкого вам человека, и тогда я с превеликой охотой возвращусь к нашей
сегодняшней беседе, к проблематике наказания, соответствующего масштабам
преступления. Как знать, сколь категорично отличались бы в тот момент наши
взгляды? Но сегодня, здесь, сейчас это не будет предметом рассуждений или
споров. Сегодня мы будем говорить о вещах конкретных. И конкретно – о вас.
Геральт слегка приподнял брови.
– Хоть вы иронически отнеслись к моим методам и моему
видению мира законности, именно вы займетесь воплощением этой идеи, дорогой мой
ведьмак. Повторяю: я поклялся, что те, кто нарушает закон, получат свое. Все.
От малыша, который пользуется на рынке сбитым безменом, до мужика, который
ограбил где-то на тракте обоз с луками и стрелами, предназначенными для армии.
Разбойники, бандиты, воры, грабители, террористы из организации «Вольные
Стоки», красиво именуемые бойцами за свободу. И Соловей. Прежде всего Соловей.
Соловья должна постигнуть кара, метод – безразличен. Лишь бы скорее. Прежде чем
объявят амнистию и он вывернется… Ведьмак, я много месяцев ожидаю чего-то
такого, что позволит мне опередить его хоть нанемного. Позволит управлять им,
сделать так, чтобы он совершил ошибку, ту единственную, решительную ошибку,
которая его погубит. Продолжать, или вы уже угадали? А, ведьмак?
– Угадал. Но продолжайте.
