– Почти! – Анна рассмеялась, но потом
посерьезнела: – Ильин-Остроградский умер действительно в тысяча девятьсот
четырнадцатом году, но умер он не у себя дома и вообще не в России. Лев
Михайлович умер в своей последней экспедиции, в Африке, в походном шатре, под
звездным небом Абиссинии…
– То есть в Эфиопии, по-теперешнему, – ввернул
Маркиз, продемонстрировав некоторые познания в географии.
Анна кивнула и продолжила:
– Он вообще очень много раз бывал в Абиссинии, и
подолгу… Абиссинский негус, как там называли императора, часто принимал его. В
последнее время обнаружены документы, благодаря которым стало известно, что
большинство ученых-путешественников, помимо своих научных исследований,
выполняли в дальних краях кое-какие секретные поручения…
– Серьезно? – воскликнул Маркиз в искреннем
изумлении. – Чьи же поручения?
– Правительственные… Нечему удивляться, это
практиковалось издавна, еще в семнадцатом и восемнадцатом веке любому русскому
путешественнику, отправлявшемуся за границу, власти поручали кое-что разузнать,
кое-что разведать в дальних странах… Впрочем, так было принято не только в
России, но и в Англии, Германии, да и в других странах. А иначе кто
финансировал бы далекие дорогостоящие поездки? Даже такие знаменитые
исследователи, как Пржевальский, Миклухо-Маклай…
– Миклухо-Маклай? – Леня был просто поражен.
– Да, достоверно известно, что Миклухо-Маклай выполнял
секретные поручения российского правительства.
– Но ведь он жил у папуасов… Для кого они могут
представлять интерес? Ни нефти, ни золота там, кажется, нет, да если бы и были
– не добывать же их на другом краю света…
– Папуасы живут в Новой Гвинее, а Новая Гвинея расположена
на очень важных морских путях, и у англичан там были весьма значительные
стратегические и торговые интересы. А Миклухо-Маклай нанес по их позициям очень
существенный урон…
– Но давай вернемся к Ильину-Остроградскому, –
напомнил Леня о предмете своего «научного» интереса.
– Давай, – охотно согласилась Анна. – Я
сказала о том, что Лев Михайлович часто и подолгу бывал в Абиссинии, встречался
с правителем. Оказывается, помимо изучения культуры и обычаев эфиопских и
негритянских племен, он проводил там очень тонкую дипломатическую работу и в
результате его деятельности Абиссиния – то есть Эфиопия, как ее теперь
называют, едва не присоединилась к Российской империи.
– Да ты что! – Маркиз был по-настоящему
поражен. – Быть не может! Эфиопам-то это зачем понадобилось?
– Очень даже понятно. – Анна оседлала своего
конька и говорила с увлечением; эта лекция выглядела очень забавно, потому что
на прекрасной преподавательнице из одежды наличествовала только тонкая золотая
цепочка на шее да часики на запястье. – Эфиопии такой союз был бы очень
выгоден. Она вошла бы в состав сильной мировой державы, которая не намеревалась
вмешиваться во внутренние дела далекой африканской страны, и тем самым
обезопасила бы себя от притязаний других колониальных держав, которые тогда
точили на Абиссинию зубы. Позднее негусу пришлось-таки воевать за независимость
своей страны с Италией – кстати, вполне успешно.
– Ох, и серый же я! – Маркиз схватился за
голову. – Ну просто ни черта не знаю, как выяснилось!
– Зато ты очень обаятельный, – улыбнулась
Анна. – Ну что, продолжить лекцию?
– Обязательно! Знания – сила, учение – свет, а культуру
– в массы! Ты сказала, что Эфиопия, то есть тогдашняя Абиссиния, чуть не вошла
в состав России. Что же этому помешало?
– Как всегда, бюрократические проволочки! Бумаги были
направлены в Петербург, на высочайшее утверждение, но застряли в каких-то
чиновничьих кабинетах, а потом началась первая мировая война, и всем стало не
до далекой Абиссинии…
– Жаль! – вздохнул Маркиз. – А я уже
представил себе, как было бы здорово – вместо Крыма ездил бы в юности отдыхать
в Эфиопию, снимал бы сарайчик у престарелой эфиопской колхозницы, ленинградских
и московских студентов посылали бы туда на лето спасать гибнущий урожай
бататов, манго и ананасов, а праздничные концерты в Кремле открывало бы
выступление ансамбля эфиопской народной песни и пляски…
– Не сложилось! – весело резюмировала Анна. –
Обошлись народностями Кавказа. Но мы отвлеклись…
– Да, давай вернемся к нашему Льву Михайловичу!
– Итак, Лев Михайлович долгие годы успешно совмещал
изучение эфиопского фольклора и народных верований с секретной дипломатической
работой и достиг значительных успехов в обеих областях. Его книги «Семейные
обряды народов Абиссинии» и «Абиссинские похоронные традиции» сразу после выхода
в свет стали классическими, их переиздают и в наше время… А присоединение
Абиссинии к России сорвалось по независящим от него причинам. Во всяком случае,
итальянцы видели в нем такого опасного соперника, что в девятьсот тринадцатом
году подкупили знаменитого абиссинского разбойника Махмута ибн Заира и
уговорили напасть на лагерь ученого и убить Льва Михайловича. Но местные
племена так уважали русского профессора, что его предупредили о готовящемся
нападении и спрятали от разбойников в деревенском зернохранилище.
– Боже, какие потрясающие приключения! –
восторженно воскликнул Маркиз, одновременно откровенно любуясь Анной и
внимательно слушая ее увлекательный рассказ.
– Да, жизнь Ильина-Остроградского действительно была
полна приключений!
– Я уже понял. А как он умер?
– А умер он от тропической лихорадки, во время
очередной научной экспедиции…
– Только научной?
– Нет, конечно. Но про последний год его жизни мало что
известно. Отчет о работе экспедиции привез в Россию ученик профессора и его
помощник Василий Николаевич Миклашевский.
– Так-так, – вставил Леня, которому имя
Миклашевского было известно со слов Лолы, а ей в свою очередь говорила о нем
старушка Денисова.
– Миклашевский доставил в Географическое общество отчет
и письмо с требованием денег на дальнейшие исследования, а также кое-какие
бумаги профессора, письмо жене и детям. Думаю, он же, как доверенное лицо,
привез секретные бумаги для министерства.
– А дальше что было? – Леня погладил шелковистую
кожу на плече Анны. – Что еще тебе известно?
– Дальше началась первая мировая война. Ни про какую
экспедицию не могло быть и речи. Василий Миклашевский остался в России и,
очевидно, по-прежнему выполнял кое-какие секретные поручения. Профессору же
велели срочно возвращаться, но оказалось, что к тому времени он уже умер. Сам
понимаешь, электронной почты не было, письма долго шли… А потом тут все
завертелось, в общем, этот Василий Миклашевский эмигрировал за границу году в
восемнадцатом… и представляешь, в одном старом журнале я совершенно случайно
отыскала его статью о профессоре Ильине-Остроградском. Журнал был очень старый,
шестидесятых годов, тогда, знаешь, у нас было модно все африканское…