– Да, действительно, – хмуро согласился
Маркиз, – я об этом как-то не подумал. Спасибо, что разложила все по
полочкам. В голове сразу прояснилось.
Он прихватил с подзеркальника ключи от машины и стал
надевать кроссовки.
– Ты куда? – удивилась Лола.
– Поеду на тридцать третий километр Выборгского шоссе,
где была авария, осмотрюсь на месте.
– Но уже поздно… – растерянно проговорила Лола.
– Ничего, успею до темноты, скоро ведь белые ночи!
– А обед?
Но Леня уже скрылся за дверью.
Оставшись одна, Лола рассерженно плюхнулась на кровать.
Она-то думала, что Ленька сейчас начнет ее уговаривать, убеждать, станет
говорить, что совершенно не сможет без нее работать, что Лола очень нужна ему
со своим потрясающим природным артистизмом и умением перевоплощаться, а вместо
этого он предпочел сразу же согласиться с тем, что она сказала в сердцах, в
запальчивости, совершенно не подумав!
Лола погладила Пу И, но песик никак не отреагировал на ее
ласку.
– Если бы ты не побежал утром за этой черномазой
развратной пуделицей, – с неожиданной злобой сказала она Пу И, –
ничего бы не случилось.
Пу И тут же приоткрыл один любопытный блестящий глаз, удивленный
ее злобным тоном, но Лола уткнулась лицом в подушку и сделала вид, что спит.
На тридцать третьем километре Выборгского шоссе,
естественно, не осталось никаких следов случившейся здесь полтора месяца назад
автокатастрофы.
Маркиз остановил свою машину на обочине и осмотрелся. Шоссе
в этом месте делало крутой поворот и, хотя ночи в апреле уже довольно светлые,
легко представить себе, что при плохом освещении дороги спешивший в город
неопытный водитель мог вовремя не заметить вылетевшую на встречную полосу
машину.
Маркиз проехал еще около километра и увидел возле шоссе
небольшую деревеньку, выставившую на первый план, к самой дороге, как своего
достойного представителя, непритязательное заведение с традиционной вывеской:
«Двадцать четыре часа. Автозапчасти. Напитки. Горячие бутерброды».
Из напитков в заведении имелись «Кока-кола», «Спрайт»,
отечественный сильнодействующий лимонад «Колокольчик» и «Фанта», из живых людей
– высоченный, как курс доллара, губастый парень лет двадцати пяти, скучавший в
отделе автозапчастей; очень маленькая, особенно на его фоне, и довольно пухлая
светловолосая девушка с глупыми выпуклыми глазами цвета сильно вылинявших
джинсов, безуспешно пытающаяся подавить зевоту, в продовольственном отделе
среди напитков и бутербродов; и не очень бритый и совсем нетрезвый мужчина,
домогавшийся у этой девушки взаимности в сумме десяти рублей.
– Зинка, ну я тебя прошу, всего десятку! – ныл
мужик, навалившись на прилавок и глядя на равнодушную продавщицу умильными
глазами немолодого грустного спаниеля. – Ну это самый последний раз!
Зинка, ну я тебя как сестру прошу!
– Жучка тебе сестра! – походя отозвалась девица и
повернулась к своему долговязому напарнику, продолжая прерванный просителем
интересный разговор: – Так что, Анька вчера раньше всех ушла? Правда, что ли,
Коляшечка? А с кем? Ну скажи, с кем?
– Лучше не спрашивай! – Длинный парень закатил
глаза. – Все равно не скажу, хоть ты меня пытай!
– Ну и пожалуйста, – девица обиженно
отвернулась, – не больно-то и интересно! Подумаешь!
– С Пузырем! – выпалил долговязый. Сообщение
произвело настоящую сенсацию.
Голубоглазая Зинка уставилась на своего коллегу, еще больше
выпучив круглые глаза, и изумленно выпалила:
– Врешь! Быть того не может!
– Больно мне интересно тебе врать, – долговязый
презрительно оттопырил губу, – говорю же – с Пузырем!
– А как же Верка? – Девица окончательно
проснулась, жизнь обрела для нее новый интерес.
– Зинка! – вклинился в разговор нетрезвый мужичок
с глазами спаниеля. – Зинуля, ну всего-то десятку! Я тебе завтра отдам!
Карбюратором клянусь, отдам!
– Отдал один такой! – лениво отмахнулась от него
Зинка.
– А хочешь, я на тебе женюсь? – пустил мужичок в
ход неожиданное предложение.
– Как это? – Зинка удивленно уставилась на
него. – Ты ведь женатый! Ты ведь с Ксенией Петровной сколько лет живешь?
– Это не важно! Ксения – грубая женщина!
Маркиз понял, что аборигены живут чрезвычайно интересной и
насыщенной жизнью и ни за что не обратят на него внимания, и сам сделал первый
ход:
– Алло, девушка, у вас там написано над входом, что вы
двадцать четыре часа в сутки кормите симпатичных проезжих горячими
бутербродами! Это правда или пустые угрозы?
– Чего? – откликнулась Зинаида. – Сейчас, вы
же видите – мы с человеком разговариваем.
И снова повернулась к своему нетрезвому собеседнику:
– Ну ты чего, правда, что ли, с Ксенией разводишься? Ну
ладно, вот тебе десятка!
С этими словами она запустила руку к себе за декольте и
выудила оттуда мятую купюру. Мужичок горящим взором следил за десяткой, а
продавщица задумчиво мяла ее в руке – видимо, в ее душе юная доверчивость
боролась со зрелой практичностью.
– А скажите, – предпринял Маркиз новую попытку
привлечь к себе внимание тружеников прилавка и общепита, – тут в начале
апреля на шоссе авария была, на повороте две машины столкнулись, вы случайно
ничего не видали?
– Да на этом повороте все время бьются, –
отозвался долговязый продавец, – было что-то и в апреле, менты потом
заходили, грелись. Один мужик начисто сгорел, в угольки. Ну нам-то что, нам-то
глазеть некогда, мы тут работаем!
Нетрезвый мужичок выхватил у зазевавшейся Зинаиды десятку,
немедленно утратил к ней всяческий интерес и повернулся к Маркизу, в лице
которого увидел новые обнадеживающие перспективы и шанс неожиданно обогатиться.
– Слышь, мужик, ты их не спрашивай, ты меня спрашивай!
Я тебе все расскажу! Я тут завсегда в наличии, и ежели что – тут как тут!
Маркиз повернулся к неожиданному информатору. В лице
небритого мужика была та характерная болезненная горячность, отдаленно напоминающая
религиозный фанатизм, которая выдает в небритом русском человеке, вольготно
раскинувшемся от Сахалина до Калининграда, а то и до самого Нью-Йорка, острое
желание немедленно выпить. Леня хорошо знал это особое выражение лица и отлично
понимал, что человек с таким лицом охотно выложит слушателю все что угодно, от
собственных детских воспоминаний до планов секретного завода по производству
стратегической карамели «подушечка плодово-ягодная», но в то же время доверять
этой информации ни в коем случае нельзя, потому как память у такого человека не
годится ни к черту, а фантазия, наоборот, доходит до двенадцати баллов по
десятибалльной шкале.
– Слышь, мужик, – продолжал абориген
наступление, – у тебя пятьдесят рублей, наверное, есть. Мне очень срочно нужно
пятьдесят рублей. Жене, понимаешь, на лекарство.
