Он не успел вернуть револьвер на место, как судья подал голос.
— И все же вы плохо играете в шахматы, — сказал он.
— Вот как? Неужели все можно прочитать на моей физиономии?
— Да.
— И что же она говорит вам?
— Что вы плохой шахматист.
— Что-нибудь еще?
Вздрогнув, судья Айртон облизал губы.
— Думаю, что да. Мой дорогой Фелл, до этой минуты я и не подозревал, как вы меня недолюбливаете.
— Я? Недолюбливаю вас?
Судья Айртон нетерпеливо отмахнулся:
— Ну, может, не меня лично!
— Тогда могу ли я поинтересоваться, что за ахинею вы имеете в виду?
— Я имею в виду мои принципы. Они раздражают вашу сентиментальную душу. Говоря о чувствах, дружеских или враждебных, я не подвергаю сомнению ваш интеллект. На этом свете вряд ли есть что-то столь же никчемное, как отношения, основанные на примитивных чувствах.
Доктор Фелл уставился на него.
— Вы в самом деле в это верите?
— У меня нет привычки говорить то, во что я не верю.
— М-да. Говоря о личном…
— О да, я понимаю. У меня есть дочь. Ничто человеческое мне не чуждо, и я люблю ее. Но это естественно. С этим ничего не поделаешь. Я не могу изменить тот факт, что у меня две руки и две ноги. Но даже такие чувства… — он открыл глазки, — даже такие чувства имеют свой предел. Вы улавливаете мою мысль?
Доктор Фелл вздохнул.
— Да, — сказал он. — Считаю, вы высказали свое кредо. Теперь я предпочитаю всего лишь играть с вами в шахматы.
Судья Айртон не стал утруждаться ответом.
В просторной гостиной с обоями в синих цветах стояло молчание, нарушаемое лишь скрипом карандаша инспектора Грэхема, который записывал содержимое карманов Морелла.
Доктор Фелл рассеянно выдвинул ящик шахматного столика. Обнаружив в деревянной коробке с выдвижной крышкой шахматные фигуры, он все с той же неподдельной рассеянностью стал возиться с ними. Он поставил на доску короля, ладью и слона. Взяв пешку, он принялся крутить ее в руках, подбрасывать и ловить на раскрытую ладонь. Поймав ее в третий раз, он внезапно отбросил фигуру и, словно его посетило внезапное озарение, с силой набрал в грудь воздуха.
— О Господи! — выдохнул он. — О Бахус! О моя древняя шляпа!
Инспектор Грэхем, писавший за столом, поднял голову.
— Пригласите мисс Айртон, Берт, — сказал он.
Констанс блестяще выдержала роль свидетельницы. Ее отец не поднимал глаз, как бы не желая смущать дочь, но настороженно слушал ее, ловя каждое слово.
Она рассказала, что в двадцать пять минут девятого увидела, как Морелл проникает в дом через окно. Как тут же вспыхнула люстра в комнате. Она рассказала, что сидела на берегу, лицом к морю, когда услышала звук выстрела. Как, вскарабкавшись на откос, побежала к бунгало и бросила взгляд в окно.
Далее беседа перешла к той сомнительной части показаний, которой научил ее Барлоу, и он затаил дыхание.
— Понимаю, мисс, — отметил инспектор Грэхем. Он все еще не расстался с подозрениями, но было видно, что рассказ Констанс произвел на него заметное впечатление. — Хотя кое-что мне пока не совсем ясно. Зачем сегодня вечером вы приехали сюда?
— Увидеться с папой.
— И вы не знали, что мистер Морелл явится сюда с той же целью?
Она вытаращила глаза.
— О нет! Понимаете, утром Тони уехал в Лондон. Я ожидала, что он вернется в Таунтон лишь поздним вечером… если вообще вернется.
— Но вот к чему я клоню, — нахмурился Грэхем. — Вы одолжили машину. Она вроде сломалась. Вы направились к бунгало и увидели на дороге мистера Морелла. Почему вы не окликнули его, не дали о себе знать?
Констанс смущенно опустила глаза:
— Я… ну, увидев его, я догадалась, с какой целью он приехал. Он должен был встретиться с отцом, чтобы поговорить… обо мне. И наверное, о свадебном подарке, который показался папе слишком щедрым для Тони. Я не хотела присутствовать при разговоре. Это поставило бы в неудобное положение и их, и меня. Так что я решила немного подождать, а потом зайти как ни в чем не бывало, словно я ничего не знаю.
Судья Айртон продолжал смотреть в пол. У Фредди потеплело на душе. Он испытывал профессиональное удовлетворение. Инспектор Грэхем кивнул.
— Да, мисс, — переборов внутреннее сопротивление, сказал он, — должен признать, что все это звучит достаточно логично.
Через двадцать минут все было кончено. Едва только Констанс завершила свое повествование, стремительно влетел местный полицейский судмедэксперт — он был общепрактикующим врачом и в полиции лишь подрабатывал. Свое опоздание он объяснил необходимостью присутствовать при трудных родах. Он зафиксировал, что кончина Морелла наступила в результате раны, нанесенной малокалиберной пулей, которая проникла в мозг, причинив мгновенную смерть. Пообещав, что с самого утра он первым делом займется извлечением пули, доктор Эрли приподнял шляпу, адресуясь ко всем присутствующим, и мгновенно исчез.
Тело Морелла было вынесено из гостиной. Фред Барлоу довез Констанс до Таунтона. Судья Айртон сказал, что у него нет возражений, если кто-то захочет здесь переночевать — и сегодня, и в любую другую ночь. Но в половине одиннадцатого, когда вся округа уже отходила ко сну, доктор Фелл и инспектор Грэхем вернулись в Тауниш.
Когда инспектор доставил доктора Фелла к ступеням «Эспланады», тот едва ли не в первый раз за последний час подал голос.
— И последнее, — сказал он, хватая Грэхема за руку. — Тщательно ли вы обыскали гостиную?
— Еще как, сэр!
— Каждую щелку, каждую трещинку?
— Каждую щелку и каждую трещинку.
— В которых, — продолжал настаивать доктор Фелл, — вы ничего не нашли, кроме того, что нам известно?
— Совершенно верно, доктор. Но, — многозначительно добавил Грэхем, — я позвоню вам утром, если вы не против. Я хотел бы немного поболтать с вами. О'кей?
Доктор Фелл согласился. Тем не менее пока он не испытывал удовлетворения. Поднимаясь по ступенькам отеля, в котором уже выключили освещение, и чьи лепные украшения были залиты лишь светом звезд, он с силой стучал по каменным плитам металлическим наконечником трости. Несколько раз он с упрямой решимостью покачал головой.
— Нет, нет, нет! — продолжал он бормотать. — Нет, нет, нет!
Глава 11
Так миновала субботняя ночь 28 апреля. В воскресенье инспектор Грэхем смог связаться с доктором Феллом лишь после полудня.
Для всех участников этой истории ночь прошла по-разному.
Инспектор Грэхем в очередной раз просмотрел свои записи, выкурил последнюю трубку и погрузился в здоровый сон.
