– Когда, – твердо спросил он, – вы в последний раз стриглись?
Кто-то истерически захихикал, но тотчас умолк. Изабель Д'Онэ вскрикнула: «Пожалуйста!» – но Данстен оттолкнул ее руку.
– Я хочу знать, – твердо продолжал он, – потому что в тот вечер, когда было совершено убийство, я был на этом берегу реки. Вот так! – Он просиял. – Я видел, как кто-то поднялся из земли, понимаете? Прямо из земли – брр! – и что-то вытащил. Думаю, это было тело. Никогда раньше об этом не думал. Только сейчас вспомнил…
Данстен постучал костяшками пальцев по голове. Изабель Д'Онэ тяжело задышала.
– А теперь, – продолжал юноша, – я вспомнил еще одну вещь. Я бы с самого начала мог вам сказать, что убийство совершил не тот, кто жил в доме Элисона. Человек, поднявшийся из земли… не мог быть… из числа присутствующих… у него…
Жутковатую тишину впервые нарушил Банколен. Он спросил:
– Почему?
Данстен встал и с сияющей улыбкой оглядел всех, сидящих за столом.
– Потому что, – торжествующе произнес он, – у этого человека были рыжие волосы!
Глава 17. «…Убийцу мы увидим еще до кофе»
Фон Арнхайм вскочил. Даже после этого сенсационного сообщения он все равно владел ситуацией – маленькая, гибкая фигурка с выдвинутой вперед головой и зелеными глазами, гневно озирающими стол.
– Да, – отчетливо произнес он, – убийство совершил человек с рыжими волосами! Его совершил фокусник Малеже!
По нашему кружку пронесся какой-то сверхъестественный звук. Но не вздох или стон. Казалось, одним движением плеча рассеялось полдюжины тайных черных страхов. Салли Рейн толкнула свой бокал, и он звонко лязгнул о ее тарелку. Тогда я с любопытством посмотрел на Левассера. Он был бледен. Я чувствовал: он так боялся обвинения, что до сих пор не мог успокоиться. От шока оправился только фон Арнхайм. Он стоял прямо, опираясь пальцами о стол. Его гипнотический голос не позволял нам даже головы поднять.
– Я хочу, чтобы вы посидели спокойно, – вещал он, – и не перебивали меня, пока я не закончу. Я собрал вас для того, чтобы показать вам кое-что… что в конце концов появится. Мой французский друг, очень умный джентльмен, который тем не менее иногда позволяет ввести себя в заблуждение, по сути является причиной этого обеда. Я уважаю месье Банколена и знаю, что он уважает меня. Но когда-то, когда мы были вовлечены в гораздо более далекоидущие дуэли, чем эта мелочь, он сделал замечание, которое я не забыл…
Он посмотрел на Банколена. Лицо француза оставалось совершенно бесстрастным, а его глаза неотрывно смотрели в тень за моим плечом. Сатана на суде – ни дать ни взять.
– Он сказал мне, – продолжал фон Арнхайм, – «Мой друг, вы талантливы. Но из вас в конечном счете ничего не получится, потому что у вас нет воображения». Я никогда не забывал об этом замечании. Сейчас я о нем вспомнил, потому что его замечание и есть решение нашей головоломки.
Фон Арнхайм хлопнул кулаком по столу.
– Ход всей жизни, успеха или безумия может определиться каким-нибудь небрежным замечанием о чьем-то недостатке. И это замечание источает яд еще долго после того, как человек, сделавший его, о нем забыл. Мальчики в военной школе безжалостно смеются над пугалом-корсиканцем и тем самым куют бессмертие Бонапарту. Мы смеемся над заиками, и таким образом рождаются Демосфены. Люди делают это из-за щемящего страха перед тем, что насмешки справедливы. Двадцать лет назад фокусник по имени Малеже вошел в гардеробную театра, в котором с триумфом выступал Майрон Элисон. Он сказал Элисону, что тот никогда не будет актером. Между ними шла непрекращающаяся, страшная борьба, и Элисона в глубине души всегда мучили кошмары…
Фон Арнхайм чуть заметно шевельнул рукой.
– Мне нет необходимости посвящать вас в подробности. Но у Элисона уже была веская причина ненавидеть Малеже. Малеже, всегда такой успешный, обманным путем захватил его алмазы, стоившие целого состояния, точно так же, как проделал это с Жеромом Д'Онэ. В деле, которое я сегодня получил из Берлина, рассказана вся эта история. Я не стану сейчас утомлять вас ею. Но не потеря денег свела Майрона с ума. Это всего лишь насмешка судьбы. Д'Онэ был практичен. Малеже обманул его, а доказательств не было. Следовательно, они должны вернуть свои деньги сами. Так хладнокровный и рассудительный Д'Онэ и невероятно мечтательный Элисон задумали убийство. И я это знаю, поскольку… у меня нет воображения!
Я не смотрел на остальных, потому что слишком пристально вглядывался в бледное, мрачное, волевое лицо фон Арнхайма. За его спиной сверкали огромные пурпурные окна, обрамленные бежевыми шторами, отражая свет свечей в люстрах. Он повысил голос:
– Они задумали самое хитроумное, поистине дьявольское убийство. Это было гениально. План удовлетворял как холодный рассудок Д'Онэ, так и нездоровую любовь Элисона к театральным эффектам. Поскольку у меня нет воображения, меня неожиданно осенило, я понял, каков был этот план. Обстоятельства вам известны. Малеже ехал в поезде один. Кондуктор клянется, что рядом с ним никого не было. Он исчез, а позже его тело нашли в реке. Это мог быть несчастный случай, это могло быть самоубийством, но ни при каких обстоятельствах это не могло быть убийством. И все же это было убийство! За несколько ночей до смерти Малеже его друзья подстроили ловушку в его собственном замке «Мертвая голова». Он жил уединенно, свои путешествия обставлял таинственностью. У него были странности, поэтому ни один его поступок, даже самый непонятный, никогда не ставился под вопрос даже его слугами. Его заманили в ловушку и связали в одном из бесчисленных потайных мест, которые он сам построил в своем замке. У него отобрали кольца, часы, брелоки, даже кольцо-талисман, с которым он никогда не расставался. Его образ жизни, его таинственность позволили им держать его узником в собственном доме. Теперь вы понимаете, кто был тот человек, который тогда сел на поезд? Вы понимаете, кто когда-то дьявольски талантливо сыграл роль Малеже?..
– О боже мой! – воскликнул Галливан. – Элисон! Я вижу! Я вижу…
– Элисон, – подтвердил фон Арнхайм, – который ехал один и которого должны были принять за Малеже кондуктор и полдюжины случайных людей, видевших фокусника только на сцене, в костюме и гриме. Дело в том, что близко его никто не знал, кроме Д'Онэ и Элисона. Для акробата Элисона ничего не стоило выскочить из окна поезда, приземлиться невредимым и разгримироваться. Затем либо в морге, либо на кладбище было найдено подходящее по комплекции тело, на которое надели кольцо, часы и брелоки Малеже и сбросили его в Рейн той ночью, когда Элисон и Д'Онэ… Доказано, что никакого убийства быть не могло. И еще завещание Малеже. Вы помните, что двумя наследниками были Майрон Элисон и Жером Д'Онэ? Видите, как легко это могло быть подстроено? Вот так! Если бы они просто убили Малеже и похоронили его тело в камнях, они были бы в безопасности. Но Элисона это не удовлетворяло. Он совершил более безумный, опасный и злой поступок, соответствующий его характеру, который заставлял его носить на сцене плащ и шпагу только потому, что он родился слишком поздно для того, чтобы носить их в жизни. Он, должно быть, действовал с детским неистовством своего истинного возраста.
