Агата Элисон присвистнула и, прищурившись, пробормотала:
– Ей-богу, вполне возможно… Вполне. Если так, его построил Майрон. Это было бы в его духе – ведь этот дом построил он!
– Осмелюсь заметить, что переход под рекой на много столетий старше дома, – возразил фон Арнхайм. – Я установил, что замок построен в пятнадцатом веке дворянином, впоследствии казненным за колдовство. Его постоянно осаждали, и один раз хозяин чуть не сбежал, как говорят некоторые записи, через какой-то потайной выход… Мой друг Банколен, теперь я понимаю, что вы имели в виду, говоря о связи этого дела со сложными защитными укреплениями в замке.
– Да, – кивнул Банколен, – я говорил вам об этом вчера вечером. Мне показалось вполне вероятным, что в крепости с таким количеством ухищрений есть подземный ход, прорытый под Рейном, через который можно убежать от врага, осаждающего крепость с реки…
– Я также понимаю, почему вы согласились переехать в комнаты Элисона, – выпалил немец. На его лице впервые появилось выражение враждебности, и он раздраженно хлопнул по спинке стула. – Сейчас не время валять дурака, мой друг! Вы его нашли?
Банколен рассеянно теребил рукоятку кочерги.
– Ну конечно! Между комнатами Элисона есть ниша, – вздохнул знаменитый детектив. – Но я посмотрю, как вы его откроете!
– Так чего же мы ждем? – вскричала герцогиня. – Пойдемте посмотрим на него! Черт знает что! Потайной ход в доме! Неужели Майрон не мог мне сказать? Это же так забавно! Я…
– Полагаю, у мистера Элисона была причина никому не рассказывать о ходе, – спокойно произнес фон Арнхайм. – Он скрывал это от всех вас. Ну да, конечно, у него была причина.
– А как это новое открытие согласуется с вашей версией, барон? – спросил француз, вскинув бровь и не отрываясь от карт.
– Это именно то подтверждение, которое мне требовалось, – огрызнулся фон Арнхайм. – Идемте!
Мы, четверо, вышли в холл. Герцогиня опиралась на трость и что-то бормотала себе под нос. Холл был залит солнечным светом, но помещение сейчас казалось каким-то мрачным и отталкивающим. Внизу Левассер вновь играл на скрипке. Это был Венгерский танец № 5 Брамса, но прерывистая музыка, эти скачки, трели и постукивания наводили на мысль о более старинном, смертоносном танце. Пока мы шли к крылу здания, где располагались комнаты Элисона, мне показалось, что в одной из комнат рыдает женщина. Я не мог различить, в какой именно, но меня всего передернуло: залитый солнцем холл, веселый Рейн и эти слабые, приглушенные рыдания…
– Слушайте! – вдруг сказал Банколен.
Мы уже подошли к углу, и все невольно остановились.
– Снова та же скрипка, – вздохнула герцогиня. – Иногда он действует мне на…
– Нет, – возразил Банколен. – Это кто-то в комнатах Элисона.
Мой смертельный страх сегодня должен был полностью материализоваться. Венгерский танец сменился другой мелодией, пронзительной и безумной. По-моему, первым побежал фон Арнхайм. Мы поспешили по коридору, и немец распахнул дверь кабинета Элисона.
Только солнце, проникающее в высокое окно! В луче плясали пылинки, а на никелированной пишущей машинке Элисона играли солнечные блики. На подлокотнике мягкого кресла все еще висел смокинг, который Майрон снял перед тем, как войти в этот странный переход. Было очень тепло…
Немец пробежал в нишу, и мы услышали, как он открыл дверь в спальню. Тяжело ступая по полу, он вышел.
– Никого, – развел он руками. – Сейчас никого. Но кто-то был…
Я рассматривал запыленное оконное стекло и рисунок на коричневом ковре, расшитом потускневшим золотом. Было тепло, но я содрогнулся. До нас еще доносились звуки скрипки. Отодвинув занавески ниши, фон Арнхайм внимательно рассмотрел стены из дубовых панелей.
– Должно быть, здесь, – размышлял он вслух, затем постучал по панели. – Но стена, похоже, сплошная. Наверное, кирпичная стена. Если здесь есть потайной ход, – а он, черт возьми, должен здесь быть, – то его очень умело скрыли. Мы должны попытаться найти вход.
– Можно взять топор, – предложила герцогиня, – и разворотить стену.
– Слишком толстая, – подал голос Банколен. – Где-то там проходит балка – можно снести всю крышу. А кроме того, внутри действительно кирпич. Вот… давайте попробуем систематично.
Мы пробовали добрых три четверти часа. Нажимали, ощупывали и выстукивали, дергали за углы, пробегали пальцами по панелям и пускали в ход всю свою изобретательность – бесполезно. Дубовая стена не поддавалась. Наконец герцогиня, очень красная и возбужденная от непривычного напряжения, вошла в кабинет.
– Ба! – с недовольством произнесла она. – По-моему, вы все сошли с ума! Если хотите, я принесу топоры и ломы, но с меня довольно.
– Мы должны проникнуть в этот ход с другого конца, вот и все! – огрызнулся фон Арнхайм. – Ключ у вас есть. Факел! Факел, брошенный человеком, которого Гофман видел на зубчатой стене! Он, наверное, где-то там. Или в комнатах охранника. Вероятнее последнее.
– Погодите! – вмешался я.
Сгорая от волнения, я рассказал историю, которую услышал от Данстена. Из осторожности я не упомянул имя человека, ее рассказавшего, но красочно описал таинственного человека, тащившего «узел» при лунном свете. Фон Арнхайм едва не заплясал от радости.
– Вот оно! – Он потирал руки. – Я расспросил женщину, вы, наверное, слышали об этом. Но она ничего не рассказала о человеке из подземелья. Ах да! Все совпадает! Конец этого перехода находится на другом берегу реки. Оттуда в замок ведет другой переход. Вряд ли можно было прорыть один тоннель под рекой и под холмом: под тяжестью холма обрушилась бы крыша тоннеля. А теперь… на другой берег!
– Эй! – запротестовала герцогиня, замахав тростью и глянув на нас из-под покосившихся на носу очков. – Будь все проклято, дайте мне сказать! Что за шутки? Кто это видел? Кто был на том берегу реки? Вы, детективы, только нервируете меня! Вы…
Мы, как могли, наперебой успокаивали ее. Она шумела, бушевала, замахивалась на меня тростью, крича, что я молодой прохвост, которого следует отшлепать, а уголовные типы, прервавшие прекрасную игру в покер ради поисков каких-то мифических, проклятых потайных ходов в проклятой стене, просто спятили!
Фон Арнхайм убеждал нас немедленно поехать с ним на другой берег. Банколен по неведомой мне причине отказался. Но фон Арнхайма это не смутило – он пребывал в отличном настроении. Он уверился, что близок к разгадке, какой бы она ни была. Встреча закончилась. Немец схватил свою шляпу, а Агата Элисон удалилась к себе – как она сказала, ломать стулья. Мы с Банколеном спустились на веранду. Жаркое дневное солнце освещало полноводный Рейн. Мы уселись в плетеные кресла.
– Вот так! – вздохнул Банколен. – Угощайтесь сигаретой, Джефф! Эти двое доставили мне несколько неприятных минут. Один раз я даже испугался, что они его найдут.
Я выпрямился, посмотрел на него и наконец решился спросить:
