– Сейчас я не имею права говорить вам, откуда мне стало известно о ваших отношениях, – ответил Банколен, – ведь это напрямую касается раскрытия преступления. Но ваша любовь к молодому человеку… простите меня… была видна в каждом взгляде, слове и жесте. – Он чуть заметно улыбнулся. – ИзабельД'Онэ…
– Маленькая дрянь!
– Будьте милосердны, мисс Рейн, будьте милосердны! Раздавленная бременем семейной жизни, но по сути безрассудная и страстная женщина… Гмм. – Он помолчал, глядя куда-то в пространство. – Это вас пугает? Не думаю. Она только-только обнаружила, что осмелилась быть безрассудной, и это открытие ее пьянит. Я не забуду сегодняшнего неприятного происшествия, когда Д'Онэ обвинил ее в том, что она, может быть, отравила его веронал. Это ее шокировало, и от последних угрызений совести не осталось и следа. Как она посмотрела на нас, стоя в дверях, когда уходила! Если бы я не знал правды, мне бы уже тогда все стало ясно. Ее взгляд говорил: «Все кончено». Ее взгляд говорил: «У меня есть любовник, я ухожу к нему, и мне наплевать, знаете вы об этом или нет». Будьте уверены, мисс Рейн, я это знал. Я знал, что леди… не слишком умна. В послании я написал: «Моя комната. Два часа. Сожгите». Убедившись, что ее муж принял веронал и заснул, я положил письмо иод дверь ее комнаты. Поэтому она отправилась к Данстену. А я проверил свою версию.
Салли Рейн смотрела на него с любопытством на грани ужаса.
– Да, – решительно произнесла она, – вы проверили вашу версию. Вы сущий дьявол. Вы проверили вашу версию! О боже мой! А что будет, когда она обнаружит, что письмо написал не он?
Банколен кивнул:
– Именно этого я и хочу. Когда я выложу перед ними карты, они ничего не смогут отрицать.
– Знаете, – вздохнула девушка, – мне действительно придется вернуться в детскую. Я думала, что могу быть решительной. Святая простота! О да, вы правы! Данс действительно поднимался по тропинке в тот вечер. И я поверила, что он причастен к убийству.
– Ах! – Банколен потер руки. – Наконец-то мы знаем!
Судорожно встав, девушка с отчаянием воскликнула:
– Послушайте!.. Пожалуйста… Я должна идти. Я должна побыть одна в своей комнате. Я… я хочу где-нибудь свернуться и умереть. И я должна все обдумать. Пожалуйста! Я…
Бедняжка оглядывалась по сторонам, словно слепая. Уголки ее губ опустились, и она нервно сцепила руки. Я благосклонно выключил свет, всем сердцем проклиная Банколена. Когда она открыла дверь, я увидел тоненькую полоску тусклого света и, найдя в темноте Салли Рейн, схватил ее за руку. Она снова встала на цыпочки и, тряся меня за плечи, прошептала:
– Смельчак!
Затем ушла, а ее пурпурно-черная пижама развевалась на ходу…
Я стоял неподвижно. Мне было не по себе, и я тупо смотрел в пустой дверной проем. Какой же шок я испытал, увидев, что проем не пуст! Тусклый свет блестел на выбритом черепе, обрамленном венчиком светлых волос, монокле и плотно сжатых губах.
– Итак, – очень тихо произнес Банколен, – мой добрый друг барон в конце концов решил следовать за мной. Позвольте спросить, вы это слышали?
Фон Арнхайм стоял в дверях очень неподвижно, распрямив плечи.
– К счастью, – ответил он, – я избежал… несколько оживленной беготни по коридорам. Я слышал. Ах да! – Он тяжело дышал. – Мы можем обсудить это утром.
Вспыхнула спичка. Банколен закурил. Огонь высветил его сардонический, злобный, удивленный взгляд. Снова долгая тишина…
– Второе очко, месье Банколен, – хрипловатым голосом произнес немец.
– Второе очко, герр фон Арнхайм, – кивнул Банколен. Фон Арнхайм неуверенно приложил руку к двери, еще
больше распрямив плечи:
– Bon soir, Monsieur Bencolin. Dormez bien
[6]
.
– Guten nacht, Herr von Arnheim. Schlaten sie woh
[7]
.
По-военному поклонившись и щелкнув каблуками, фон Арнхайм повернулся и направился по коридору в свою комнату.
Глава 11. Пиво и колдовство
Снова благословенно сияло солнце. Глубоко дыша, я спустился вниз. Парадная дверь была открыта, солнечный свет сверкал на красном кирпиче веранды и широкими полосами ложился на пол из тяжелой древесины. В коридор врывался теплый, влажный бриз с запахом земли, смоченной дождем. Прежде чем идти завтракать, я ненадолго вышел на веранду.
Дом еще спал в первозданной утренней чистоте, подаренной природой. Над темным куполом замка «Мертвая голова», на другом берегу реки, на фоне светло-голубого неба висели неподвижные белые облака. Вдоль ярко-зеленых скал, у подножия которых шумел оливково-зеленый Рейн, виднелись свежие, словно только что выросшие за ночь деревья. Ветерок шевелил их переливающиеся на солнце кроны. В виноградниках щебетали птицы. Вдалеке, за поворотом реки, слышался шум моторной лодки.
Утро рассеяло все мрачные мысли, головная боль прошла. Белочка прыгнула на веранду, села на задние лапки и принялась что-то есть. Она помогала себе быстрыми, резкими движениями крошечных лапок, настороженно поглядывая на меня. Наконец, решив, что мне доверять не стоит, зверушка быстренько убежала. Но мне белочка определенно понравилась.
Ночью мне вдруг пришла идея.
Я быстро вернулся в столовую, в высокие окна которой щедро лился солнечный свет. Фон Арнхайм, в превосходно сшитом саржевом голубом костюме, одиноко сидел за столом и завтракал, читая газету. Когда я вошел, он встал, вежливо поклонился и пожелал мне доброго утра. Барон явно пребывал в приподнятом настроении. Гофман принес мне кофе, булочки и джем. Я постарался быть вежливым:
– Что интересного пишут?
Фон Арнхайм задумчиво посмотрел на газету.
– Ничего значительного, – небрежно ответил он на безупречном английском. – Эту газету я обычно читаю на ночь, мистер Марл… О-хо-хо! В такое ясное утро чувствуешь себя особенно старым! – Он помолчал, сжимая и разжимая кулаки и устремив невидящий взгляд в окно. Потом продолжил: – Но здесь, на развороте, есть кое-что интересное. Заметка о триумфе нашего выдающегося актера Майрона Элисона в какой-то нашумевшей пьесе, о которой я никогда не слышал. Во всех газетах есть материалы на эту тему… через столько лет! Вас это не наводит на размышления?
Я пожал плечами.
– Скажите, мистер Марл! До сих пор вы мудро воздерживались от высказываний по поводу этого дела. Каково ваше мнение?
– Я ничего не говорил, – ответил я, – потому что был в полном тупике. До тех пор, пока…
Арнхайм кивнул:
– Ах, значит, у вас есть своя версия? Позвольте спросить, совпадает ли она с версией нашего друга Банколена?
