Мастерс теперь мерил комнату странными шагами, вывернув носки внутрь. Затем, покачав головой, взглянул на Г. М.:
– Нет, ничего такого, что было бы не к чести мистера Дервента. Даже напротив, теперь он в моих глазах выглядит еще более честным человеком. Сегодня утром я слышал кое-что от помощника комиссара, когда официально принял на себя расследование этого дела. Дело в том, что мистер Дервент пытался приоткрыть завесу над делом Дартли. Вот так. Похоже, у него есть своя теория. В прошлом месяце он побывал в Ярде три или четыре раза, стараясь получить папку с делом Дартли. Еще мне поведали, в прошлом весьма респектабельная фирма «Бенджамин Соар и сын» пару раз подозревалась в торговле фальшивыми антикварными вещами.
Судя по тому, как Мастерс посмотрел при этом на Г. М., Поллард заподозрил, что это была приманка. Но Г. М. никак не отреагировал, разве что сказал:
– И они также, вне всяких сомнений, сообщили тебе, что направили ко мне Филиппа Китинга. Интересный предмет для исследования этот Филипп, я бы сказал. Боб, прочти Мастер-су самое интересное из того, что он нам тут рассказывал. – Пока Поллард читал, Г. М. весело посматривал на старшего инспектора, а затем заключил: – Вот, не думаю, чтобы ты и теперь будешь отпускать колкости насчет секретного общества. А, Мастерс?
– Это как получится, сэр.
– Тебя ничто не заинтриговало?
– Даже чересчур многое, но все под вопросом, – ответил Мастерс. – Тайное общество под названием «Десять чайных чашек» существует либо нет. Мисс Дервент либо является его членом, либо нет. У Гарднера либо была ссора с Китингом, либо ее не было. Либо Гарднер унес пушку из дома Дервента во вторник вечером, либо не уносил…
Г. М. был сбит с толку.
– Либо завтра будет дождь, либо нет. Нет, сынок, ты можешь сделать проблему из чего угодно, если будешь перебирать факты и затем утверждать прямо противоположное. Дело, без сомнения, не так сложно, как может показаться. Но я имел в виду другую интересую часть: характер Филиппа Китинга. Ты согласен со мной, Боб?
– Китинга? – удивленно переспросил Поллард.
– Да, попробуй описать мне твое впечатление о нем.
Сержант подумал:
– Я сказал бы, что это приятный человек, во всяком случае внешне. Осмотрительный. Ему нравится, когда о нем думают как о друге семьи. Гордится своими бесцеремонными манерами, но может быть немного нерешителен. Он мог бы извести кого-то, но сомневаюсь, чтобы он убил. Верен людям, которые ему нравятся. Филипп Китинг, очевидно, увлечен Франсис Гейл, и так же ясно, что он ненавидит миссис Дервент…
– Да. Тогда почему же он ее убил?
Наступила тишина. Мастерс и Поллард смотрели на Г. М., пока он наслаждался отвратительным весельем.
– Ну, почему он убил миссис Дервент? Нет, мои мальчики, я не имею в виду реальную жизнь – я имею в виду игру в убийство, в которую они играли в доме Дервентов во вторник вечером. Помните, девчонка Гейл рассказала нам, что они сыграли за вечер в одну короткую игру, прежде чем миссис Дервент пожаловалась на головную боль и ушла наверх? Ух-ух! Филипп Китинг был убийцей, а его жертвой – миссис Дервент. Он поймал ее на кушетке в кабинете Джема и задушил. И вот я хочу спросить, Мастерс, ты когда-нибудь играл в эту светскую игру под названием «убийство»?
Старший инспектор признал, что у него есть множество вещей получше, чтобы дурачиться подобным образом. Он откровенно думал, что Г. М. ушел в очередное отступление.
– Кстати, о мисс Гейл, – напомнил старший инспектор, – не лучше ли было бы, чтобы она была здесь? Она ждет внизу и по некоторым причинам не хочет говорить ни с кем, кроме вас…
– Понимаете, у меня разум ребенка, – объяснил Г. М., не обратив на это никакого внимания и вглядываясь в пространство. – Я люблю играть в эту игру. И есть одна вещь, которую я всегда замечал. Если ты в этой игре – убийца, то ты никогда не убьешь кого бы то ни было, кроме того, кто тебе нравится или с кем ты чрезвычайно близок. Почему это так – не знаю, просто констатирую факт. Похоже, тут нет той самой домашней заготовки, счастливых чувств, когда ты убиваешь кого-то, кто тебе не нравится или кого ты не знаешь. Люди этого стесняются. Я никогда не видел в игре, чтобы кто-то убил человека, который ему не нравится в обычной жизни. Люди будут находить отговорки полвечера, прежде чем сделают это. Можете сказать, что я опять витаю в облаках, если вам так хочется. И вы, наверное, так и скажете. Но если Филипп Китинг по-настоящему не любит миссис Дервент, тогда, прах меня побери, почему же он ее убил?
Мастерс ухмыльнулся:
– Боюсь, все это слишком тонко для меня. Может быть, это было одно из его подавленных желаний, о которых вы читаете в газетах. Ну же, сэр! Если вы не можете предложить ничего более практического…
– Нет. Только еще один каприз, сынок. Почему наш друг Филипп так уверен, что его кузена Вэнса убили с использованием какого-то механического приспособления?
Это фраза буквально ошарашила Мастерса.
– Механическое приспособление? – потребовал он ответа. – Что такое насчет механического приспособления? Что за механическое приспособление?
– Хо-хо! Ты – старый домовой с тридцатью девятью хвостами, разве не так, Мастерс? Я не знаю. Меня только поразило как очень, очень подозрительное, что посреди своей речи Филипп вдруг заявил о механическом приспособлении. Это никак не укладывается в гладкую последовательность его характера. Это на него не похоже. Но, конечно, я, может быть, снова витаю в облаках?
– Пропади все пропадом! – чертыхнулся старший инспектор. – Послушай, Боб, у тебя есть результат посмертного вскрытия? – Мастерс взял у Полларда бумагу, изучил ее и передал Г. М. Похоже, что-то в ней должно было заинтересовать Г. М., так как Мастерс внимательно следил за его реакцией. Наконец, спросил: – У вас есть какие-нибудь мысли? Насколько я понимаю, это выглядит так, словно все было подстроено. Китинга застрелили из механического приспособления 45-го калибра! Или вы имеете в виду какую-нибудь пушку-ловушку, которая могла быть собрана из чего попало и стреляла сама по себе? Но разве в него не выстрелили дважды? Разве ему не попали в разные части тела? И куда, ради всего святого, это приспособление делось? – Старший инспектор продолжал с подозрением смотреть на Г. М. – Странно, сэр. Очень странно, что вы упомянули какое-то механическое приспособление. Не стану отрицать, что и мне приходило это в голову. Понимаете, я не слишком увлекаюсь выдумками, однако один раз видел в пьесе трюк – удобный, словно рисование. Это был механизм с пушкой, размещенной в телефонной трубке. Звонил звонок; жертва поднимала телефонную трубку, подносила ее к своей голове и – бах! Выстрел в ухо, и никаких следов убийства. Вот так. Поэтому я признаю, что размышлял немного об этом газовом рожке…
– Газовый рожок? – взревел Г. М., садясь на стул. – Что за газовый рожок?
На лице Мастерса появилась слабая улыбка, хотя он и пытался сохранить выражение полной невинности.
