Не надо большого ума, чтоб понять его действия. Во-первых, Дартворт подчинил старую леди, играя на ее тяжелой утрате. Это был очень искусный стратегический ход. Он знал о ее близкой связи с Латимерами и Холлидеем и принялся завоевывать Теда, как всем вам известно. Не знаю, был ли он с самого начала знаком с окружающими Плейг-Корт легендами или познакомился позже, но сообразил, что ему прямо в руки свалилась идеальная история о привидении, которую с помощью спиритического таланта бедного тупоумного Джозефа можно обыграть, как душе его будет угодно. Потом познакомился с Мэрион Латимер. Бумс! Пошла охота на крупную дичь.
Понятно, он хотел жениться на девушке. Причесал усики, принял байронический вид, парализовал ее волю всякими психологическими фокусами, имевшимися в его багаже, наблюдал за их действием… И черт возьми, посмотрите, едва не добился своего! Добился бы полностью, если бы не Холлидей. Тогда он начал морочить ей голову нелепыми байками об «одержимости». На это, конечно, ушло много времени. Он внушал ей мысли, которых у нее никогда раньше не было, приплясывал перед ней, приводил в бешенство, успокаивал, льстил, дурачил, пробовал даже гипнотизировать, запугал почти до безумия. И все это время, по тем или иным причинам, старая леди ему помогала…
Г.М. снова подпер руками голову.
— Ах, — вставил Мастерс, — я бы сказал, из ревности. Однако затея с изгнанием дьявола из Плейг-Корта должна была стать последним…
— …решающим ударом! — подтвердил Г.М. — Смертельным ударом. Заманив девушку именно туда, куда ему было нужно, он завершил бы дело. О да.
— Продолжайте, сэр, — попросил инспектор после паузы.
— Ну, вы же понимаете — я просто сижу и размышляю. Возможно, Дартворт задумал довольно опасную вещь. Знаете, ему наверняка требовался очень сильный удар, иначе вся затея могла провалиться. Надо было устроить грандиозное, впечатляющее зрелище, а не просто махать руками на призрак, которого никто не видит. Возьмем, к примеру, колокол. Может быть, он предназначался для создания большего эффекта, а может быть, и на случай грозной, реальной, смертельной опасности. А? Дартворт в любом случае собирался позвать всех. Снаружи его заперли на висячий замок. Это смахивает на мошенническую уловку, но когда он вдобавок закрылся изнутри на щеколду и на шпингалет… Ну конечно, как иначе изобразить мнимое «явление» Луиса Плейга в комнате, куда, кроме духа, никто не мог проникнуть? Я уже говорил, что всего лишь сижу и рассуждаю… И спрашиваю себя: «Эй! Во-первых, как он хотел это проделать? Во-вторых, неужели он думал один это проделать?» Я читал ваш отчет, Мастерс. Там сказано: вы были во дворе и вышли из-за угла за несколько минут до того, как услышали колокол. Сказано также, что слышали его голос — то ли умолявший, то ли заклинавший кого-то, потом он не то застонал, не то заплакал… На внезапное нападение не похоже, дружище. Вспомните, никакой шумной борьбы, хотя его несколько раз пырнули ножом, точно и аккуратно. Ни криков, ни ударов, ни проклятий, чего следует ожидать от нормального человека. Дартворту было больно. Больно! А он просто стоял и терпел…
Инспектор лихорадочно взъерошил волосы и тихо проговорил:
— Вы хотите сказать, сэр, он сознательно дал себя ранить…
— До ран дойдем через минуту. Может быть, это подтверждает или опровергает наличие сообщника. Хотя скорее подтверждает. Почему бы иначе раны оказались на спине, куда он сам себе не мог их нанести?
— Продолжайте.
— Потом я прочел описание комнаты и вновь задал себе вопросы. Во-первых, почему вокруг было так дьявольски много крови? Слишком много, Мастерс. Может быть, Дартворт какой-нибудь психопат, возомнивший себя мессией, может быть, он хотел получить не царапины, а настоящие раны, чтобы произвести впечатление на весь белый свет… запугать девицу Латимер… удовлетворить самолюбие… Не знаю… Не забывайте, он сам — богач, отчасти прорицатель, пьянеющий от фимиама, влюбленный в звуки собственного голоса, и позволяет себе… Но повторяю, сынок, чересчур много крови.
Г.М. поднял голову. На высокомерной физиономии впервые заиграла заинтересованная улыбка, маленькие глазки пристально уставились на Мастерса. Чувствовалось, что он набирает все больше силы.
— А потом я припомнил две вещи, — негромко продолжал он. — Вспомнил осколки большой стеклянной бутылки в камине, где им быть не следовало. И труп кошки с перерезанным горлом под лестницей в большом доме.
Мастерс присвистнул. Майор было вскочил и опять сел.
— Угу, — промычал Г.М. — Угу… Я звякнул вашему эксперту, Мастерс. И очень сильно удивился бы, если б солидная доля той крови не оказалась кошачьей. Одна из деталей спектакля. Теперь вам ясно, откуда, черт возьми, столько крови — без всяких следов в ней, которые обязательно были бы, если б убийца действительно гнался за Дартвортом, нанося удары.
А еще я спросил себя, зачем разводить такой жаркий огонь. Дартворт мог пронести под пальто плоскую фляжку с кровью, вскоре ловко облился бы сам, вылил остатки на пол, создав весьма эффектную картину. Но кровь надо все время держать в тепле, чтобы она не свернулась… Возможно, поэтому так пылал огонь, а возможно, и нет.
Словом, обдумав всю эту белиберду, я сказал себе: слушай, одежда на убитом изрезана в клочья, он сплошь залит кровью, случайно разбил очки, упав на пол. Но, несмотря на великолепие и живость декорации, говорю я себе…
— Постойте, Г.М., — перебил его я. — Вы утверждаете, что кошку убил Дартворт?
— Гм, — буркнул он, озираясь вокруг в поисках того, кто осмелился перебить его. — А, это ты. Утверждаю.
— Когда же он это сделал?
— Да в то самое время, когда отправил юного Латимера и старину Фезертона наводить порядок в каменном домике. Они там достаточно долго возились. А он, видите ли, отдыхал. Помолчи теперь и…
— Как же он сам в крови не запачкался?
— Безусловно, запачкался, Кен. Тоже вещь замечательная, настоящий цветочек. Видите ли, он собирался облиться кровью попозже — чем больше свидетельств, тем лучше. Просто надел пальто и перчатки, чтобы пока не было заметно крови, а потом… Заметьте, он не заходил в переднюю комнату, где каждый мог его видеть при более или менее неплохом освещении, — пет, ни в коем случае! Он поспешил из дома, неожиданно приказав запереть себя раньше времени. Помните? Кровь должна была остаться свежей. О чем я говорил?…
Он помолчал, неподвижно глядя прямо перед собой, и вдруг медленно произнес:
— О боже мой! — И грохнул кулаками по столу. — Слушайте, ребята, вы меня вдохновляете. Я только что кое о чем подумал. О, это плохо. Очень плохо. Ну ладно. Позвольте продолжить. На чем я остановился?
— Не отклоняйся от темы! — рявкнул майор, стукнув в пол тростью. — Все это чертов бред, но договаривай. Ты обещал рассказать о ранах.
— Правильно. Да. Угу. Ну, давайте отвлечемся от декорации. Все заговорили о жутких ранах, видя море крови и клочья одежды. Но, забыв пока про точный, хороший смертельный удар, вспомним, серьезны ли были другие ранения. А? Видите ли, тот самый кинжал вовсе не режущее орудие. Шило, каким бы оно острым ни было, ничего не разрежет. Дартворт им воспользовался из-за легенды о Луисе Плейге. А что с ним в самом деле случилось?… Я запросил полный протокол вскрытия. Обнаружены три поверхностные раны — на левой руке, на бедре, на ноге. Неврастеник вполне может сам их себе нанести, порезавшись максимум на полдюйма. Думаю, Дартворт, собравшись с силами, сделал это самостоятельно, а потом, испугавшись, попросил сообщника ударить его сзади. Возможно, именно об этом он его и упрашивал. К тому времени экзальтация, видимо, несколько улеглась. В состоянии крайнего нервного возбуждения он не чувствовал особой боли. А сообщнику предстояло ранить его в то место, до которого он сам не дотянулся бы. Один удар высоко над лопаткой в мягкие ткани, другой вскользь вдоль спины, неглубокий. И больше сообщник ничего не должен был делать…
