Вначале немного о себе. В 1926–1927 гг. я служил в Англо-египетской импортной компании в качестве главного художника-ретушера. Я работал в конторе и на складе в Каире, на бульваре Каср-эль-Али. Мы фабриковали скарабеев и мумии животных из стекломассы и силиконового клея; более крупные статуи делали из сланца, похожего на черный базальт. Кроме того, мы изготавливали папирусы, более или менее похожие на настоящие.
Должен упомянуть, что воссозданные мною копии папирусов времен Девятнадцатой династии удостоились высших похвал его величества короля Египта. Мой труд вызвал его горячее одобрение, вылившееся в награждение меня орденом за заслуги перед Египтом. Я один из немногих кавалеров данного ордена.
Большая часть готового товара помещалась в отдельном складе, где у Бернарда Шумана был частный кабинет. Бернард Шуман является главой Англо-египетской импортной компании. Чтобы избежать осложнений с выплатой налогов, он называет себя коммерческим директором, но он единственный владелец компании. Я намерен обвинить этого человека в поджоге и убийстве».
– В поджоге и убийстве, – механически повторил резко побледневший Блайстоун.
Никто не двинулся с места; было тихо, если не считать шелеста бумаги, когда Г. М. разглаживал письмо.
– В поджоге и убийстве? – повторил Сандерс. – Шуман?!
– Верно, – едва заметно кивнул Г. М. – Вчера Боб Поллард получил следующие сведения: сгорела почти вся собственность Шумана. Причем товар оказался незастрахованным. Прошу это запомнить. Все горячо сочувствовали Шуману, потому что он известен как честный делец. Добрый старый Фергюсон сейчас все нам разъяснит.
«Шуман поджег собственный склад, чтобы скрыть убийство своего единственного серьезного конкурента, довольно сметливого мусульманина по имени Эль-Хаким, который, не стесняясь никаких средств, пытался выжить его с рынка. Все было подготовлено заранее. Шуман не внес страховой взнос – будто бы случайно, по забывчивости.
Вот что он придумал. Никто не поверит, что можно нарочно уничтожить собственный товар, стоящий целое состояние, чтобы скрыть другое преступление – каким бы тяжелым оно ни было. Шуман говорил: единственный способ совершить идеальное убийство – пожертвовать чем-нибудь. Чтобы приготовить омлет, говорил он, необходимо разбить яйца. Он полагал, что омлет того стоит. По натуре он очень хладнокровен.
За день до предполагаемого пожара Шуман заманил Эль-Хакима на склад, где и убил (каким оружием – не знаю). Дело было подстроено так, что, когда начался пожар, сам он находился далеко и располагал алиби.
Что же касается деталей, то они следующие. На полу склада лежал толстый слой стружек, древесной щепы и прочих горючих материалов. Шуман полил их бензином. Затем взял корпус от обычного будильника. Как известно, звонковый механизм будильника состоит из молоточка, который бьет по колокольчику до тех пор, пока не кончится завод. Шуман вынул из будильника колокольчик, вместо него прикрепил к молоточку несколько спичек, связанных проволокой. Часы он поставил на большой деревянный ящик. В условленное время начался пожар. Для верности ящик, на котором стояла «адская машинка», он тоже полил бензином, а будильник присыпал стружкой.
Разумеется, Шуман мог поджечь склад в любое удобное ему время – достаточно было лишь завести будильник на определенный час. В нашем случае он завел его на десять вечера. В то время сам Шуман сидел на террасе отеля «Шепердс». Редко доводилось мне видеть более эффектное зрелище! Языки пламени взметнулись высоко в небо, а Шуман, окруженный друзьями, лишь заламывал в отчаянии руки.
Естественно, в развалинах обнаружили обгорелые останки. Поскольку Эль-Хакима нигде не могли найти, догадались, что это он. И решили – как и рассчитывал Шуман, – что Эль-Хаким, желая устранить конкурента, поджег его склад, но сам погиб при пожаре. Все назвали случившееся «небесной карой»; должен сказать, все именно так и выглядело. Шуману все сочувствовали. План оказался хорош».
– Вот, – громко произнес доктор Сандерс, – пример классического занижения. Ничего себе «план оказался хорош»!
Г. М. с серьезным видом кивнул.
– Разумеется, – согласился он, – при условии, что Фергюсон не лжет. В плане нет ни единого изъяна. Убийца не пытается спрятать труп, на чем прогорает большинство преступников. Он вообще ничего не скрывает. Полиция может расследовать дело сколько угодно, но на него не падает и тени подозрения. И с психологической точки зрения все правдоподобно. Как говорит Фергюсон, никто не поверит, что человек способен уничтожить свой собственный товар стоимостью в целое состояние ради того, чтобы скрыть другое преступление. – Он нахмурился. – Хм! Если – повторяю, если – все подтвердится, перед нами почти идеальное убийство. Единственное, что было нам известно заранее, – и это еще одно очко в пользу Мастерса и настоящего полицейского опыта, – Шуман действительно поджигатель.
– Так вы все знали? – удивился Блайстоун.
– Конечно. Трюк с будильником стар, как первородный грех. Он известен всем. Как только у подозрительной личности обнаруживается будильник без звонкового устройства, как в данном случае, можно биться об заклад, что перед нами поджигатель. Если в то же самое время в другом кармане мы обнаруживаем увеличительное стекло, дело приобретает еще большую ясность. В увеличительное стекло можно не только разглядывать мелкие предметы. С его помощью можно также и поджигать. И это приспособление так же старо, как и сам Египет.
Сандерс задумался. В тоне Г. М. он уловил сомнение.
– Да, сэр, но послушайте! Будильник, подброшенный в карман Шуману, не может быть тем же самым, с помощью которого подожгли склад в Каире. Тот будильник в огне должен был совершенно расплавиться!
– Да, – проворчал Г. М. – И это меня беспокоит. Впрочем, вполне возможно, Шуман просто пироман и постоянно что-нибудь поджигает. Мы не знаем, что раскопал Феликс Хей. Мы не знаем, что находилось в пяти коробках.
Марша искоса посмотрела на отца.
– Извините, – тоненьким голосом вмешалась она. – Фергюсон приводит немало пикантных подробностей о миссис Синклер, своей законной жене. Я не знала о том, что она жульничает с картинами, пока не прочла письмо.
– Марша!
– А ты знал?
– Не твое дело, – с раздражением буркнул Блайстоун. – Она не сделала ничего противозаконного. Разве не так, Мерривейл? Что пишет о ней Фергюсон?
– Фергюсон! – воскликнул Г. М., пробегая глазами строчки, выведенные мелким почерком. – Из одной лишь подлости Фергюсон всех подряд обливает грязью. Возможно, кое-кто обидел его в прошлом, но он мстит всем и каждому. Только о тебе, Денни, здесь нет ни слова. Видимо, он просто тебя не знал. Но все это несущественно; перейду непосредственно к убийству Хея.
И Г. М. вновь обратился к письму:
«У меня не было веских улик против Шумана, но он знал о том, что мне все известно. Когда я пожелал вернуться в Англию и потребовал должности управляющего лондонским отделением, он безропотно согласился.
